Бабуля отпрянула назад, и тотчас же появился пистолет, «Макаров» с шестью дюймами глушителя на дуле, но Свэггер обрушил левую руку на запястье, отбивая его в сторону, а правой нанес еще один удар раскрытой ладонью по носу, тотчас же залившемуся потоками крови. Боб услышал крики, вопли, увидел краем глаза разбегающихся врассыпную людей. Он ударил врага по ногам, и та рухнула на землю, но Свэггер, крепко схватив ее за правую руку, развернулся и шагнул вперед, яростно вонзив каблук ей в лицо и удерживая пистолет. Затем Боб вывернул руку и, найдя точку опоры в локте, выгнул ее в обратную сторону, почувствовав, как разряд высоковольтной боли устремился в упавшее тело. Выкрутив пистолет из обмякших пальцев, он ловко приставил дуло женщине к горлу, ощутив, что та признала свое поражение от прикосновения орудия смерти.
Нажать на спусковой крючок казалось весьма соблазнительным вариантом. Звук будет не громче глухого хлопка закрывшейся двери холодильника, и лже-бабуля отправится к ангелам. Но Свэггер не поддался соблазну. Не нажал на спусковой крючок. Склонившись к противнику, он зловеще шепнул по– английски:
– У тебя волосатые пальцы, ублюдок!
После чего еще раз двинул локтем в окровавленное изувеченное лицо, с удовлетворением почувствовав, как ломаются зубы.
Выпрямившись, Свэггер увидел, как с обеих сторон прохода на него в ужасе таращатся люди, а в одном из автобусов к окнам прильнули пассажиры.
Снова нагнувшись, Боб резким движением разорвал верх платья и сорвал лифчик, набитый тряпками, открывая волосатую мужскую грудь, покрытую татуировками. Он повернул тело так, чтобы его увидели все зрители. Застонав от боли, лже-старуха схватилась здоровой рукой за вывернутый сустав.
– Мафия, – выразительно произнес Свэггер. Он был уверен в том, что это слово одинаково прозвучит на любом языке.
– А-а-а! – ответила ревом толпа.
Швырнув изувеченного стрелка на землю, Свэггер повернулся, и люди расступились перед ним. Теперь они все поняли. Кто-то указал Свэггеру дорогу, и тот, свернув пару раз, увидел такси и направился к нему.
– Ну хорошо, – сказал сотрудник СВР Михаил Лихов, – вам кое-что нужно. Замечательно, деньги у вас есть, много денег? Я не изменник, но за определенную сумму все возможно. Капитализм, сами понимаете.
– Денег не будет, – сказал Уилл. – Но я не сомневаюсь в том, что вы дадите мне все, что нужно, в обмен на то, что я вам предложу.
– Что вы хотите?
Михаил залпом осушил еще одну рюмку водки. Неплохая штука. Ничего особенного, но, по крайней мере, из настоящей картошки, в отличие от этой новой мочи, которую сейчас гонят неизвестно из чего.
– Одно досье. Настолько древнее, что его завели еще тогда, когда это ведомство называлось НКВД. Настолько древнее, что, на мой взгляд, оно больше не представляет никакой важности. Вот почему я совершаю страшную глупость, предлагая вам за него то, что у меня есть.
Они сидели в похабном московском стриптиз-клубе под названием «Животное», настолько похабном, что женщина на сцене уже сняла с себя все, что было надето, и даже сверх того. Здесь было много женщин: они фланировали в поисках работы среди погруженных в полумрак закутков заведения под громкий монотонный ритм русского симфо-рока. Естественно, это было излюбленное место Лихова, и сюда приходило много ребят из СВР. Девочки знали их и любили за то, что они никогда не торговались.
В прошлом Михаил уже помогал Уиллу доставать необходимый материал – как правило, за умеренную мзду. Он уверял, что делает это исключительно ради своих малышек, но, по крайней мере, трое из этих малышек, блондинка Ева, азиатка Юна с раскосыми глазами и чешка Магда, сегодня присутствовали здесь.
– И что такого важного в этом досье?
– Самое смешное в том, что я не знаю. Может быть, абсолютно ничего. Но я битых три дня рылся в архивах и ничего не нашел, как будто все было старательно стерто. И все же мне хочется надеяться на то, что этому человеку оказалось не под силу стереть коллективную память КГБ.
– У этих ребят были твердые правила, – с уважением промолвил Михаил.
Еще рюмка водки. Выразительный взгляд на Юну. Похоже, та была свободна. Михаил подмигнул ей. Юна подошла и села к нему на колени. Лизнув Михаилу ухо, она шепнула что-то такое, что показалось ему очень интересным, затем встала и неспешно удалилась, таща за собой шлейф выразительных взглядов и аромата дорогих духов.
– Очаровательная девушка, – одобрительно заметил Уилл. – Я понимаю, почему она вам нравится.
– Время от времени я делаю пожертвования в фонд ее университета, – небрежно заметил Михаил, находя собственную шутку бесподобной.
Уилл не разделил его веселье, поскольку ради сегодняшнего развлечения ему пришлось ограбить счет, на котором хранились деньги на образование его собственной дочери, однако он притворился, что тоже смеется.
– Вернемся к вашему досье – я знаю этого человека?
– Сомнительно.
– Если он большая шишка, он должен быть и в других архивах.