– Понимаете, в том-то все и дело. Я так думаю, кто-то старательно все уничтожил.
– В России сведения убирают направо и налево, – согласился Михаил. – Человек заработает немного денег, после чего хоронит себя и начинает новую жизнь. Такое происходит сплошь и рядом. Я мог бы рассказать вам много чего интересного.
– Меня интересует судьба только одного человека, – остановил собеседника Уилл.
– Так что же вы предлагаете взамен?
Вместо ответа Уилл поднял руку. К столику подошла Юна. Она улыбнулась Михаилу. Михаил улыбнулся в ответ, затем заметил, что рука Уилла по-прежнему в воздухе. К столику подошла чешка Магда. Она улыбнулась Михаилу. Затем лизнула Юну в ухо, а та потерлась промежностью о ее бедро. Но нет. Рука все еще не опускалась. Ева втиснулась между Магдой и Юной. Она засунула язык девушкам в уши, сначала одной, затем другой. После чего все трое улыбнулись Михаилу.
– Вижу, вы обо всем позаботились, – одобрительно пробормотал тот. – Вы ко мне присоединитесь?
– О, полагаю, вы найдете дорогу и без меня, – ответил Уилл, подумав: «Господи, надеюсь, мне удастся протащить счет за эту вечеринку через бухгалтерию “Пост”, иначе моей второй дочке в следующем году придется отправиться в муниципальный колледж».
– Чье личное дело вам нужно? – спросил Михаил, поднимаясь из-за стола.
Уилл уже заранее все написал.
– Василий Крылов, помощник Сталина с 1942 по 1953 год, исчез где-то в середине пятидесятых.
Михаил даже не взглянул на листок бумаги.
– Досье будет у вас послезавтра.
Девочки повели его к двери.
– Лучше условимся на послепослезавтра, – обернувшись, добавил он.
Глава 32
Перед тем как предстать перед взором начальства, Карл и Вилли почистили щеткой свои потрепанные мундиры, соскребли засохшую грязь с сапог, побрились и помылись и даже вытащили из глубины вещмешков белые летние фуражки, которые полагалось носить им как военнослужащим люфтваффе. В конце концов они пришли к заключению, что выглядят отменно. Никогда нельзя знать наперед, на кого наткнешься.
Собственный «Кюбель» им не полагался, поэтому их привезли на чужой машине к дивизионному штабу, который разместился под сенью деревьев в особняке начала века. Если где-нибудь в окрестностях был хотя бы один особняк, штабисты его непременно находили. Штаб 14-й мотопехотной дивизии остановил свой выбор на красивом старинном доме, стоящем среди деревьев неподалеку от танкового парка. На самом деле сначала был найден особняк, а уж потом рядом с ним расположили танковый парк. Здание, обладавшее аристократическим изяществом георгианской эпохи до тех пор, пока в тридцать девятом красные не устроили в нем правление колхоза, занимавшегося выращиванием картошки, украшали государственные флаги и знамена 14-й дивизии. Вся зелень за оградой из колючей проволоки с пулеметными вышками по углам была скошена и раздавлена гусеницами бронированных чудовищ.
Внутри царила деловая суета. Практически все вопросы жизнедеятельности дивизии решались личным штабным составом, который управлял воинским соединением из двенадцати тысяч человек и четырехсот боевых машин, находившихся в постоянном боевом соприкосновении с неприятелем. Бесчисленные комнаты, занятые связистами, просторная гостиная, где офицеры внимательно изучали расстеленную на полу огромную карту, по которой рядовые и ефрейторы передвигали маленькие разноцветные кубики, и другие помещения, превращенные в кабинеты, где заказывались, принимались и складировались боеприпасы, отслеживались запасы горючего, составлялись списки на снабжение, распределялись жилые помещения под казармы, обеспечивались поставки продовольствия на кухни.
Но сегодня генерал фон Бинк выкроил время для чая. Фон Бинк, в белой рубашке с закатанными рукавами, снявший «Рыцарский крест» с дубовыми листьями с шеи и убравший его в какой-то ящик, в галифе с красными генеральскими лампасами, плавно исчезающими в голенищах сапог, начищенных до блеска, с коротко подстриженным седым «ежиком» на голове, принадлежал к «старой гвардии». Аристократ танковых войск, он принимал участие еще в Великой войне, воевал в Испании, затем гонял свои танки по плоским равнинам сначала Западной Европы, потом Украины. В него стреляли миллион раз и ранили с полдюжины, однако он по-прежнему был полон сил и энергии. Фон Бинк действительно получал от войны самое настоящее наслаждение.
– Очень хорошо, ребята, что вы ко мне заглянули, – сказал он, словно десантники явились к нему по своей воле. – Фельдфебель, это у вас шесть нашивок за ранения, не так ли?
– Так точно! – подтвердил Вилли Бобер. – Почти столько же, сколько у вас.
– Господин генерал, – вмешался Карл, – я бы с огромным удовольствием отправил его назад в Германию. Из него получился бы отличный старшина учебных курсов. Молодежи не помешало бы почерпнуть у него мудрости.