Четверо в дороге

Стоял я в комнате новой, и разные чувства в душе поднимались. И радость от успешно законченного дела, знакомая каждому мастеру, и удовлетворение от того, что можно жить посвободнее, и еще что-то. Это «что-то» было неясным, тревожило, даже пугало, намекая с издевательской усмешинкой: «Аха, вон какую комнату отгрохал! Силен мужик!» Неужели и во мне сидит еще бесенок частнособственнический? Я засмеялся. Не бесенок, а, как пишут в книжках, извечная человеческая жажда лучшего, жажда обновления; то, что толкает нас изо дня в день, толкает поминутно, заставляя и учиться и по-настоящему работать.

...Шахов приказал навесить на стены цеха и конторки горшочки с цветами. А возле цеха велел клумбы разбить. Хорошее дело, конечно. Но чувствовал я, что это не от души. Цветы сами по себе и клумбы мало интересуют Шахова, ради показухи затеял.

Последнее время он говорил со мной только официально, книжным языком, медленно, ровно. С другими не так; торопливо, как бы сжевывая конец фразы, с шарибайскими словечками, иногда грубовато и часто улыбался, хохотал. Рабочим нравилась его грубоватая простота, и каждый, как и раньше, настораживался, услышав книжные фразы, ровненький, холодно вежливый говорок начальника цеха.

В цех я пришел с дурным предчувствием. Почему-то думалось, что Шахов вот-вот сделает мне какую-нибудь гадость. Предчувствия — чушь? Может быть. Но порой не случайно обдает холодком сердце. Будто льдинка попала в грудь. Не напрасно ожидаешь то неприятное, тяжкое, что навалится потом на тебя.

Меня вызвал начальник отдела кадров, бледнолицый, флегматичный человек, имевший скверную привычку пыжиться, надуваться и разговаривать с людьми покровительственным тоном, как бы нехотя. Начал издалека: как, мол, твое здоровьице, дорогой Степан Иванович? Как дочка с муженьком? Поерзал на стуле, повздыхал. Закурил. Кольца дымовые к потолку пускает, они у него хорошо получаются. Потом заговорил. Другие времена, дескать, наступили: наука и молодость верх над всем берут, сменными мастерами техников начали ставить. А на должности обер-мастеров инженеров приглашать следует. Непременно! Как же!.. Столько молодых специалистов прибывает на завод. Но каждый старый мастер все же многого стоит, он «навроде боевого коня, быстро и смело несущегося на любой трудный участок».

Ясно, к чему клонит начальник отдела кадров, ясно, под чью дуду он поет. Проделки Шахова! Он избрал по отношению ко мне своеобразную тактику: критикует заглазно, собирает мелкие недочеты, которых в любой смене полным-полно, и преувеличивает их. А с глазу на глаз почти ничего не говорит.

В прежние годы меня хвалили, вспоминали, что предки мои — кондовые уральцы-сталевары, а сам я в гражданскую партизанил. Был, как не раз писала газета, наилучшим токарем в цехе, потом сменным мастером, и смена моя впереди была. Сейчас все это как бы в тень ушло, подзабылось.

В первомайском докладе, прочитанном директором завода на торжественном собрании, моя фамилия не упоминалась. Впервые не упоминалась. Сорока тут ни при чем — материал о механическом ему давал Шахов. Страшно не люблю я такие подводные течения, тайную войну эту. Почему Шахов избрал воровские ходы? Это на него не похоже.

— Куда же вы хотите меня поставить? — спросил я, стараясь скрыть дрожь в голосе.

Начальник отдела кадров опешил, некрасиво мыкнув, заерзал на стуле, захлопал глазами.

— Вы меня не так поняли, Степан Иванович. Мы хотим вас выдвинуть.

— Выдвинуть? Куда выдвинуть?

— Да вот есть тут у нас одна вакантная должность. Весьма серьезная, надо сказать, должность. Заведующий складами завода. Вы понимаете, что всякого на такой участок не поставишь, потому как, говорю, дело очень ответственное. Денежное...

«Пой, пой, — думаю. — Будто не знаю я, какая там ответственность: машины, инструмент да рукавицы хранить. Самое, что ни на есть, стариковское дело, тьфу — работа». Хотел сказать: не городи ерунды, но владело мной чувство странной неловкости, и сказал я другое:

— Чего же я свою профессию-то бросать буду?

— Но ведь мы предлагаем более ответственную должность. Общезаводскую.

Тут я не выдержал:

— Не считайте меня, пожалуйста, за ребенка. Шахов просил вас провернуть это дело?

«Шахов, конечно. А может, и не возражать? Шут с ними!»

— Вопрос с вашим руководством согласован.

— И так ясно, что Шахов. С моим руководством согласован, а с нашим общим руководством?..

— Что вы имеете в виду?

— Без главного инженера снять обер-мастера с работы не имеете права.

— Мы не снимаем, а выдвигаем.

«Вот актер! Сцену нашел».

— Да никакое это не выдвижение. И я не прошу выдвигать меня.

— Ведь вам там будет легче.

«Не нужен. Ну и пусть!.. Пусть!! Только на каком основании? Что я им — пешка?»

— А я не ищу легкой работы.

— Сам себе будешь хозяин. Отпустил, что попросят, и сиди посиживай, табачок покуривай. Тестя моего, он на химмаше слесарем работал, на той неделе сторожем поставили. Сперва разозлился, понимаешь ли, а сейчас говорит: «Спасибо им всем, спасибо преогромное! Теперь я кум королю».