Четвертый Кеннеди

— Америке очень важно знать о вашем участии в заговоре, результатом которого стал атомный взрыв. Люди устали бояться. А вам важно очистить себя от этих обвинений. Да, вас будут судить за другие преступления и, скорее всего, приговорят к пожизненному заключению. Но я обещаю, что у вас будет возможность контактировать с вашими друзьями. Предположим, им удастся захватить важных заложников и потребовать вашего освобождения. Думаю, я смогу согласиться с таким требованием. Но при одном условии — если будет доказана ваша полная непричастность к атомному взрыву… Я вижу, у вас есть какие-то сомнения.

Джабрил пожал плечами:

— Я нахожу ваше предложение очень уж великодушным.

Кеннеди собрал волю в кулак. Он вспомнил, как Джабрил обхаживал его дочь Терезу, прежде чем приставить пистолет к ее шее. С Джабрилом личное обаяние сработать не могло. Он мог убедить террориста, лишь доказав тому, что руководствуется исключительно высшими побуждениями.

— Я делаю это для того, чтобы изгнать страх из душ моих соотечественников. Это моя главная забота. Будь моя воля, я бы сгноил вас в тюрьме. Поэтому мое предложение противоречит чувству долга.

— Тогда зачем прилагать столько усилий, чтобы убедить меня?

— Я отношусь к своим обязанностям не как к пустой формальности. — Кеннеди уже видел, что Джабрил начинает ему верить, верить, что перед ним человек, уважающий моральные принципы и в своих действиях не выходящий за их рамки. Вновь он вызвал в памяти образ Терезы, которая тоже поверила в доброту Джабрила. — Вы пришли в ярость, когда вас обвинили в том, что атомную бомбу взорвали ваши люди. Вам предоставляется шанс снять это обвинение с себя и своих товарищей. Почему же им не воспользоваться? Или вы боитесь, что не пройдете проверку? Вероятность этого остается… но я этому не верю.

Джабрил встретился с Кеннеди взглядом.

— А я не верю, что человек, которому я причинил столько горя, как вам, может меня простить. — Он замолчал. На лице отразились сомнения. Но обмана он не чувствовал. Предложение Кеннеди соответствовало духу Америки: ради политической цели жертвовать всем.

Он ничего не знал о том, что произошло в течение последних шести месяцев. Его держали в строгой изоляции. Кеннеди продолжал нажимать:

— Проверка на детекторе лжи — ваш единственный шанс обрести свободу. Если, конечно, вы пройдете тест. — Кеннеди вздохнул. — Я, естественно, вас не прощаю. Но я понимаю, что вами двигало. Я понимаю, что вам казалось, будто этим вы помогаете своему миру. А сейчас я думаю, что помогаю своему. Делаю то, что в моих силах. Мы — разные люди, я не могу делать то, что делаете вы, а вы, только не сочтите мои слова за оскорбление, не можете сделать то, что делаю сейчас я. Помогаю вам обрести свободу.

И не без печали он понял, что убедил Джабрила. Он продолжал говорить, призвав на помощь остроумие и обаяние, но понимал, что все это уже лишнее. Он знал, что добился успеха, увидев на лице Джабрила улыбку жалости и презрения. Он знал, что завоевал доверие Джабрила.

* * *

Четыре дня спустя, когда Джабрила после проведения ПТ-сканирования уже вернули в фэбээровскую больницу, его навестили двое гостей. Френсис Кеннеди и Теодор Тэппи.

Джабрил сидел без «смирительного» комбинезона, наручников, ножных кандалов. Выражение его лица изменилось. Оно лучилось умиротворенностью. В глазах читались меланхолия и добродушие. Говорил он мало, но внимательно смотрел на Кеннеди и Тэппи, словно пытался найти какую-то отгадку.

Жизнь полностью его устраивала. Он знал, кто он такой. А душа его светилась такой чистотой, что Кеннеди постарался уйти как можно скорее.

* * *

С Кристианом Кли решение далось Кеннеди еще более болезненно. Для Кристиана оно стало сюрпризом. Кеннеди пригласил его в Желтую комнату для личной встречи.

Вновь Кеннеди обошелся без прелюдии:

— Кристиан, ни с кем меня не связывают столь близкие отношения. Я думаю, мы знаем друг друга лучше, чем кто-либо еще знает нас. Поэтому ты поймешь, что я должен попросить у тебя заявление об отставке с открытой датой, которое я подпишу после инаугурации, когда сочту нужным.

Кли посмотрел на это открытое лицо, улыбнулся. Он не мог поверить, что Кеннеди увольняет его без всякого объяснения.

— Я знаю, что иногда мне приходилось срезать углы. Но цель у меня была одна — уберечь тебя от беды.

— Ты позволил атомной бомбе взорваться. Ты мог предотвратить взрыв.

Кристиан Кли хладнокровно оценил ситуацию. Нет. Прежней любви к Кеннеди он уже испытывать не будет. Он не верил в собственное человеколюбие, в правильность принятых им решений. И внезапно понял, что одному ему такую ношу не потянуть, что Френсис Кеннеди должен делить с ним ответственность за содеянное. Хотя бы наедине с ним.

И Кли заглянул в светло-синие глаза, которые так хорошо знал, в надежде найти в них милосердие.