Четвертый Кеннеди

За долгую карьеру журналиста Мэттью Глейдис на собственном опыте убедился в том, что нет в Америке более почитаемой традиции, чем наглость средств массовой информации в отношении наиболее заметных фигур общества. Ведущие популярных политических телепередач позволяли себе обрывать министров, снисходительно похлопывали по плечу самого президента, допрашивали кандидатов на высокие посты с пристрастием прокуроров. Газеты, прикрываясь свободой слова, печатали возмутительные статьи. Одно время он участвовал в этом действе и восхищался им. Наслаждался той ненавистью, которую испытывали слуги народа к представителям средств массовой информации. Но три года, проведенные в должности пресс-секретаря, изменили его взгляды. Как и у всей администрации, более того, как и всех государственных чиновников и настоящего, и прошлого, и далекого прошлого, великое завоевание демократии, которое именовалось свободой слова, вызывало у него недоверие и уже не казалось ему бесценным. Как и все власти предержащие, он начал воспринимать репортеров как насильников и убийц. Средства массовой информации превратились в не подвластные закону преступные сообщества, усилиями которых лишались доброго имени и организации, и отдельные личности. Только для того, чтобы продавать свои газеты и рекламные ролики тремстам миллионам человек.

И сегодня он не собирался отдавать этим мерзавцам ни дюйма своей территории. Сегодня он собирался как следует их прижать.

Он перебрал в памяти последние дни, вопросы, которые задавали ему. Президент репортеров не принимал, так что основной удар принял на себя Мэттью Глейдис. В понедельник его спросили: «Почему угонщики не выдвигают никаких требований? Связано ли похищение дочери президента со смертью папы?» На эти вопросы, слава богу, ответили последующие события. Связаны. Угонщики самолета выставили требования.

Пресс-релиз Глейдиса завизировал сам президент. Эти события — скоординированная атака на престиж Соединенных Штатов, их значимость для мирового сообщества. Потом убили дочь президента, и Глейдису пришлось выслушивать глупые вопросы. «Как отреагировал президент, когда узнал об убийстве?» Вот тут Глейдис вышел из себя. «А как, по-твоему, он должен был отреагировать, безмозглый кретин?» Но тут же последовал новый глупый вопрос: «Это убийство вызвало у него воспоминания о насильственной смерти его дядьев?» После этого Глейдис поручил проведение брифингов своим помощникам.

Но сегодня ему предстояло выйти на сцену. Чтобы защитить президентский ультиматум султану Шерхабена. Угрозу стереть с лица земли Шерхабен он оставит за кадром. Он скажет, что город Дак не будет уничтожен, если заложников освободят, а Джабрила арестуют… но так, чтобы все поняли, что без выполнения требования президента город Дак обречен. Но самым важным событием четверга должно было стать выступление президента по телевидению во второй половине дня, его прямое обращение к народу.

Мэттью Глейдис выглянул из окна. Белый дом окружали автобусы телевещательных компаний, толпы репортеров, съехавшихся со всего мира. И хрен с ними, подумал Глейдис. Они узнают только то, что он соблаговолит им сказать.

Четверг. Шерхабен

Представители Соединенных Штатов прибыли в Шерхабен. Их самолет откатили подальше от аэробуса, в котором находились заложники. Аэробус окружал армейский кордон, автобусы телевизионщиков, орды репортеров и толпа зевак, многие из которых приехали из Дака.

Посол Шерхабена Шариф Валеб при взлете проглотил таблетку снотворного и проспал практически весь полет. Берт Одик и Артур Уикс, наоборот, все это время проговорили. Одик пытался убедить Уикса смягчить требования президента, чтобы они смогли добиться освобождения заложников, не прибегая к крайним мерам.

Наконец Уикс ответил Одику:

— У меня нет полномочий на переговоры. Президент дал мне четкие инструкции: они повеселились, и теперь им придется за это заплатить.

— Ты же советник по национальной безопасности, — мрачно напомнил ему Одик. — Вот и посоветуй.

— Советовать поздно. Президент принял решение.

По прибытии во дворец султана вооруженные охранники отвели Уикса и Одика в предназначенные для них апартаменты. Дворец просто кишел вооруженными людьми. Валеба сразу провели к султану, и посол вручил ему официальный текст ультиматума.

Султан не поверил угрозе, думая, что напугать ею можно только такую мелкую сошку, как Валеб.

— Когда Кеннеди сказал тебе об этом? Как он выглядел? Может, он хотел только попугать? Поддержит ли его государство? Он ставит на кон свою политическую карьеру. Может, это всего лишь первый шаг в дальнейших переговорах?

Валеб поднялся с расшитого золотом кресла. Внезапно он словно прибавил в росте. Султан отметил, что и голос у посла очень благозвучный.