Четвертый коготь дракона

– «Смуглянка Бесс», – классифицировал он неуклюжее длинноствольное оружие, больше походившее на фузею, виденную Анитой на старых гравюрах. – С перезарядкой – одно мучение. Вот почему мы так легко отделались…

Аниту технические тонкости не занимали. Она показала Максимову на лежащего бандита, чье лицо было все еще скрыто черным наголовником с неким подобием матерчатого забрала – так что видны были только закрытые по случаю бессознательного состояния глаза.

– Ты убил его, Алекс?

– Нет, зачем? Сейчас очухается… Надо же узнать, кто эти башибузуки и чего ради они устроили бойню посреди такой идиллии.

Подковылял, зажимая рану в плече, седоусый военный, заботливо поддерживаемый юным австрийцем.

– Прошу прощения, господа… – виновато промолвил усач. – Мне показалось, они меня узнали… и стреляли в меня. Выходит, я и есть причина всей заварухи. Могу предположить, что эти злопамятные субъекты мстят мне за ту роль, которую я сыграл в Зондербундской войне. Она расколола общество на два враждебных лагеря – как любая гражданская…

– При чем здесь вы? – не слишком любезно спросила Анита. – Стреляли во всех, но метили, – она с прищуром взглянула на австрийца, – в вас. (При этих словах он вздрогнул.) Да-да, не вскидывайтесь! Я хорошо видела, в кого целил этот негодяй. Он хотел убить вас, а вы, – она повернулась к седоусому, – вы случайно подставились под пулю. И, не исключено, спасли молодому человеку жизнь.

– Я даже не думал об этом, – стушевался седоусый.

Анита в упор посмотрела на австрийца, буквально всверлилась в него своими колючими зрачками.

– Скажите же, кто вы такой! У вас полные карманы денег, на вас одежда, которая стоит целое состояние… на вас охотятся с ружьями… – Она выдержала небольшую, но эффектную паузу. – И еще у вас перекосились усы, они вот-вот отклеятся.

Австриец залился густой карминной краской, беспорядочно зашевелил руками, стал прилаживать на место свои несуразные усики. Анита еще не видела его в таком смятении. Требовалось что-то отвечать, четыре пары пытливых глаз впились в него, но отвечать он не хотел.

Ему и не пришлось. Из леска, который после окончания пальбы погрузился в безмолвие, вышли стройной шеренгой еще четверо незнакомцев в черных балахонах – точные копии только что сраженных. Все они держали наперевес раскритикованные Максимовым, но оттого не ставшие безобидными ружья «Brown Bess» калибром три четверти дюйма.

– А вот это уже совсем худо… – еле слышно произнес Максимов.

Грин и юный австриец, не сговариваясь, оттеснили Аниту назад, прикрыли собой. Она не противилась, очередная перемена декораций ошеломила ее.

– Отступаем за вагоны, – уголком рта скомандовал усатый офицер (он продолжал зажимать ладонью рану, рука его и часть мундира обильно окрасились кровью).

Стали медленно пятиться к составу, из нутра которого доносилось что-то похожее на многоголосый вой. Грин, австриец и Максимов выставили перед собой дула, что было трюком скорее психологическим, ибо ружье Максимова и пистолет австрийца были разряжены. Бандиты, как дисциплинированные солдаты на плацу, вскинули свои фузеи к плечам.

– Нелли, беги! – рявкнул Максимов.

Грянул залп. Седоусый с простреленной грудью рухнул ничком на землю. Еще одна пуля сшибла с австрийца его щегольской цилиндр. В ответ прозвучал выстрел Грина, ранивший одного из бандитов в ногу. Большего добиться не удалось. Разбойники принялись торопливо перезаряжать ружья, позволив своим жертвам совершить рывок и укрыться за последним вагоном – там, где минуту назад скрывался молодой австрияк.

– Стреляйте же, Грин! – взмолилась Анита. – Стреляйте еще!

– Увы, – развел руками американец, – мой запас тоже иссяк. Есть еще пара сотен патронов в бумажных гильзах, но все они в багаже, на крыше вагона.

Положение из критического стало безнадежным. Четверо безжалостных убийц скоро поймут, что сопротивления не будет, и им останется лишь поупражняться в стрельбе по живым мишеням. Уж в этом-то они преуспеют – Анита не сомневалась.

– Стойте! – выкрикнул австриец зычным голосом и вышел из-за вагона. – Если вам нужен я – стреляйте в меня. Прочих не трогайте.

– У мальчугана храброе сердце, – уважительно шепнул Грин Аните и Максимову. – Кто же он такой, кол мне в глотку?

Австриец зашвырнул в кусты никчемный «Ульрих» и спустился с насыпи. Теперь он стоял перед вооруженной четверкой совершенно открыто, как приговоренный к казни арестант на расстрельном полигоне. Анита что было силы сдавила предплечье Максимова.

– Алекс, неужели ничего нельзя сделать?!

– Боюсь, что ничего… И самое гадкое то, что, когда они расправятся с ним, они примутся за нас.

Бандиты взяли австрийца на мушку. Они действовали без спешки – знали, что добыча от них никуда не денется. Грянул еще один залп, но австриец остался стоять на ногах. Анита, выглядывавшая из-за вагона, не поверила глазам: в траву мешками свалились сами стрелки – кто спиной, кто боком.

– Что с ними?