— Ну, и что это во-об-ще та-ко-е? — проговаривая по слогам, напряженно озвучил я, но отвечать мне никто не планировал, все пялились вдаль, как загипнотизированные.
И снова происходящее хотелось списать на заводские выбросы, но отнюдь, сопоставлять эти явления было бы глупо. Глубина красок поражала фантазию любого скептика, сложно вообразить, что такое сияние могло быть рукотворным, да и выключившийся телик говорил о разносторонности аномалии.
Все неожиданно заговорили, перебивая друг друга комментариями. Мат и синонимы к слову «красиво» прервали весь романтизм создавшейся тишины. Все размышления в эти минуты сводились к постройке предположений по поводу возникновения столь прекрасного явления.
Ещё через полминуты после возобновления общения ТВ снова подал признаки жизни и заморгал с разной периодичностью, уже более-менее походя на сломавшийся, а не свихнувшийся и заживший своей жизнью. Почтительный возраст коробки с экраном не заставил нас проявить к нему снисхождение, и никто даже не подумал его выключить, дабы облегчить страдания. Залипать в окно в тот момент казалось более удачным решением, ведь такое происходило нечасто, особенно в рабоче-спальном районе.
В сравнении с событиями той ночи даже загадочные столбы света, проявляющиеся из ниоткуда и стремящиеся в небо, частенько возникающие в те годы в самых разнообразных местах, на непродолжительное время потеряли свой шарм. Чаще всего световые туннели наблюдались на подъезде ночью к Москве или другим крупным городам, порой в большом количестве, а не по одному. Шумиха вокруг визуальных проявлений быстро поутихла, а СМИ словно забыли, обходя тему, несмотря на то, что инциденты продолжались.
Учёные рассказали всем, что это световой эффект, некая оптическая иллюзия, результат накопившихся до избытка огней крупных городов. Но лично меня такое обоснование не устраивало, нетрудно было заметить нестыковку — небесные лучи пробивались и там, где не было мегаполисов. Ну, и тот же гул из земли странно сопоставлялся, возникали новые вопросы, однако сегодняшнее событие с небом явно относилось к совершенно другому калибру.
Ближе к концу зарева Серёжа предложил нам выйти на улицу, чтобы лучше всё рассмотреть, но мы решили ограничиться окном. Тогда он отправился в гордом одиночестве.
Постепенно телик начал приходить в себя, порадовав присутствующих привычным рабочим состоянием, картинка в нем почти нормализовалась, хоть и не до конца, изредка мелькая. Но и в третий раз восторг продлился недолго, не успел я отойти от окна для оценки качества вещания, а там снова чёрный экран.
Рома предположил, что телевизор отдал концы, и посоветовал Косте готовиться к затратам. В ответ получил высказывание, что он им почти не пользуется, и ему всё равно. Но заинтересовавшись, хозяин всё же подошёл выключить технику с кнопки, пульт валялся далеко.
Рассасывание небесного зарева подошло к своей завершающей стадии, словно последние минуты очень быстро протекающего заката, свет сходил с ума.
«Хорошо, что досмотрел до конца», — подумал тогда я, не вступая в возобновившиеся на фоне разговоры.
В этот момент телевизор включился, причём сам. Мы переглянулись, но пульта ни у кого не было. Все молчали, списывая это на чью-то шутку и подбирая уместные слова, а обнаружив устройство на тумбочке в конце комнаты, далеко от всех, окончательно присвоили происходящему статус «странного». То есть, даже случайно включить телик пятой точкой не могли. Такая самостоятельность техники вызвала море различных эмоций, переживаний и смеха, ведь все видели, как его выключили.
Костик направился к технике для повторного взаимодействия со словами: «Тупая коробка!» Но в это время из него раздалась пронзительно неприятная волна скрипа, смешанного с шипением, как очень громкие помехи. Всех передёрнуло, звук отложил волеизъявление Кости, от неожиданности тот интуитивно пригнулся и прикрыл уши руками.
Канал остался прежним, но названия не было, а на экране появился какой-то престарелый мужик с очень важным, но спокойным лицом, покрытым двуцветными татуировками, оттенком напоминающими недавно закончившееся свечение за окном — синие с зелёными контурами. Нанесённые узоры или символы на его коже меня взволновали, показалось, что я видел в них некоторые знакомые детали, но чем сильнее пытался всмотреться, тем меньше понятного наблюдал. Следом в поле моего зрения попали глаза старика, крупные яркие радужки, совершенно не похожие на человеческие, окончательно сбив с толку.