Четыре года в австро-венгерском Генштабе. Воспоминания полномочного представителя германского Верховного командования о боевых операциях и закулисных соглашениях. 1914—1918

Такой позицией фон Гетцендорфа фон Фалькенхайн был очень возмущен, и мы стали совещаться, что делать дальше. К нам присоединился также представитель министерства иностранных дел Цройтлер, который призвал меня задействовать все рычаги, чтобы изменить мнение фон Гетцендорфа. В итоге мы решили сделать еще одну попытку и переубедить Ганчева. После этого я по-немецки и по-французски объяснил Ганчеву, что на самом деле нет никакой разницы в том, кто отдает официальные приказы фон Макензену, так как еще со времен Горлицы разработка деталей операций принадлежит начальнику германского Генерального штаба.

Но переубедить Ганчева оказалось весьма трудно. Из его ответной речи мне стало понятно, насколько низким тогда в Болгарии был престиж Австрии. Причем недоверие у болгар возникло еще в мирное время, причиной чего послужили колебания австрийской политики, которые производили в Софии очень неприятное впечатление. К тому же исход предпринятого австро-венгерским полководцем Потиореком наступления[21] поспособствовал утрате Дунайской монархией своей военной славы. Поэтому Ганчев и заявил достаточно решительно, что Болгария, скорее всего, не станет подчиняться приказам австрийского Главного командования.

Тогда я предложил фон Фалькенхайну полностью исключить из военных соглашений болезненный вопрос о командовании. Достаточно было обговорить, что тремя направленными против Сербии армиями непосредственно командовать будет немецкий генерал, а то, от кого этот генерал будет получать приказы, вообще не затрагивать. Фон Фалькенхайн с этим согласился, а затем после некоторого колебания Ганчев также заявил, что может представить такое решение своему правительству.

Теперь дело оставалось за фон Гетцендорфом. Сначала я позвонил в Цешин графу Кагенеду, чтобы он попытал счастья с фон Гетцендорфом. Однако и на этот раз ответ оказался отрицательным. Тогда фон Фалькенхайн сам отправился в Цешин и в ходе часовой беседы сумел-таки переубедить упрямца. При этом при всех четких заверениях в том, что указания будет отдавать австро-венгерское Главное командование, такая трактовка оставалась лишь договоренностью между этими двумя военачальниками. Это случилось 5 сентября, а уже на следующий день в ставке германского Верховного командования фон Гетцендорф, Ганчев и фон Фалькенхайн подписали военный договор, вторая статья которого гласила:

«Верховное командование тремя обговоренными в первой статье договора объединенными армиями возлагается на фельдмаршала фон Макензена с задачей нанести поражение сербским вооруженным силам и как можно скорее установить и обеспечить связь через данную страну между Венгрией и Болгарией».

Казалось, что все препятствия устранены. Но уже через несколько дней возникли новые трудности, поскольку фон Гетцендорф в письме фон Фалькенхайну выразил пожелание, чтобы фон Макензен первый приказ получил от австро-венгерского Главного командования в Цешине. На это фон Фалькенхайн ответил, что первое указание фон Макензену должно быть выдано непременно германским Верховным командованием, так как фон Макензен является немецким офицером. Вот если бы он был австрийцем, то тогда такое право принадлежало бы исключительно австро-венгерскому Главному командованию.

В конце концов, фон Гетцендорф на это согласился, и уже 18 сентября фон Фалькенхайн сообщил в Цешин, что двумя днями ранее «в соответствии с заведенными в Германии порядками» фон Макензен получил указания лично от германского императора. Однако у этой переписки был и еще один неприятный привкус. Он заключался в том, что фон Гетцендорф предложил, чтобы фон Макензен наряду с германским Верховным командованием в Пщине докладывал об обстановке и австро-венгерскому Главному командованию в Цешине.

Фон Фалькенхайн с таким предложением согласиться не мог, поскольку тогда фон Макензену пришлось бы отчитываться непосредственно и перед командованием болгарской армии. Но для соответствующих сообщений в Цешин и Софию и так имелись офицеры связи. Однако австро-венгерское Главное командование постановкой себя в равное положение с болгарами чувствовало себя оскорбленным и находило такое «едва понятным после года взаимного сближения обеих армий и империй».

Такой постановке вопроса фон Фалькенхайн противопоставил убеждение в необходимости строгого соблюдения равноправия Болгарии. «Компаньон, – написал он фон Бетцендорфу, – который предоставил для участия в нашей кампании более 150 000 хорошо обученных солдат, но как новичок, естественно, еще не привык к сотрудничеству, имеет полное право на осторожное к нему отношение. И такое положение ничего не изменит в наших проверенных в боях взаимоотношениях».