Читаем Четыре танкиста и собака полностью

– С правой стороны, внизу. Пулеметчик не поедет, – нехотя доложил Кос.

Он и все члены экипажа, как завороженные, не спускали глаз с лица сапера.

– Я осмотрел танк, – спокойно сказал русский. – Мне нужно много места. Все лишнее надо…

– Уже выбросили, – коротко ответил Кос.

– Личные вещи тоже на грузовик. Получите обратно на месте встречи со штурмовой группой Шавелло.

– Только бы из этого дьявольского коридора выбраться… – пробормотал Густлик.

– Если не выберемся, – тихо сказал капитан, – то они не потребуются. А если кто не хочет, может остаться.

Кос молчал. Елень посмотрел на лица товарищей и сказал Павлову:

– Товарищ капитан, мы – один экипаж. Понимаете? Экипаж. Или все пойдем, или никто.

– Вынести вещи, – приказал Кос и добавил, обращаясь к Еленю: – Возьми мои.

Три члена экипажа исчезли в танке, а сапер тем временем обратился к сержанту:

– С самого начала смотрите на меня как на черта. Почему?

– У вас, может быть, есть близнецы?

– Два мальчика, – оживился он и достал из кармана фотографию. – Ваня и Саша. Не близнецы, а здорово похожи друг на друга. Сейчас они с матерью в Новосибирске. А я все время был на японской границе. Неделю назад перебросили сюда, и сразу в польскую армию. Не успел даже сменить форму.

– А почему в польскую?

– Язык знаю. Вырос под Житомиром, там много поляков проживает в деревнях.

Густлик вытащил два вещмешка, Саакашвили – один. Шарик держал в зубах свою подушку, расшитую цветами и бабочками. Все остановились у танка.

Последним вылез Томаш, с очень тяжелым мешком и большим продолговатым свертком в брезенте.

Кос показал рукой на открытый люк:

– Прошу.

Он пропустил капитана вперед и, проходя мимо Черешняка, спросил вполголоса:

– Что это опять за вещички?

Павлов, светя фонарем, осмотрелся в танке. Свет упал на фуражку ротмистра, которая висела слева от механика-водителя.

– Повышения ждете?

– Нет. Раненый офицер просил довести ее до Берлина.

Капитан кивнул головой и взялся за эфес сабли.

– Механик кавалерист?

– Грузин.

Рука капитана потянулась к снарядам, прикоснулась к замку орудия, к радиостанции. Взгляд остановился на орденах Крест Храбрых и Виртути Милитари, прикрепленных к передатчику, а потом на фотографии, приклеенной к броне. Павлов сунул руку в карман, посмотрел на себя в зеркало, сравнивая свое лицо с тем, на фотографии.

– Давно погиб?..

– Шесть недель назад, под Вейхеровом…

Капитан вылез из танка и позвал:

– Экипаж, ко мне.

Они окружили его тесным полукругом.

– Я ничье место в танке не займу, – он медленно выговаривал слова,

– не пройдет и двух часов, как мы попрощаемся. Но на это время вы должны принять меня в состав экипажа.

– Товарищ капитан, – подумав, начал Кос. – Мы видели вас в Шпандау, а потом на мосту через Хафель. Мы думали, что, может быть…

– Начинайте герметизировать, – прервал его сапер. – А двое помогут мне носить тротил.

– Я, – вызвался Густлик.

– Я, – сказал Томаш.

Подойдя к грузовику, Елень опередил офицера и размахнулся, чтобы одним ударом открыть замок заднего борта. Капитан придержал его за руку и показал надпись на темно-зеленых досках: «Ударишь – погибнешь».

Не всем сразу приходится на войне работать. В то время как одни армии наступают, другие находятся на месте. Даже в одной и той же роте одновременно может случиться так, что одни обливаются потом, другие спят или выискивают какое-нибудь занятие, чтобы убить тоску.

В разрушенном, но не сгоревшем доме Зубрык и Вихура занимали огневые позиции в одной из комнат на втором этаже. Они пододвинули стол к стене, поставили его между окнами и, сидя на принесенных из кухни табуретках, дулись в очко.

Хорунжий взял первую карту, посмотрел на нее и сказал:

– Еще на две канистры.

Потом взял другую и, довольный, многозначительно сказал:

– Себе.

Ударила автоматная очередь. Под оконным проемом отвалился кусок штукатурки и упал на стол. Вихура мгновенно положил к своим картам еще две и, почти не глядя в них, положил на стол:

– Двадцать.

– Девятнадцать, – скривился Зубрык. Он на лету поймал пикового туза и снова начал с азартом: – Четыре.

Взял презрительно улыбающегося валета, протянул руку за третьей и, увидев десятку червей, с разочарованием бросил их на стол:

– Перебор.

С лестничной клетки через дыру в стене, пробитую, по всей видимости, противотанковым снарядом, вошла Маруся.

– Играете?!

Словно тень, за ней появился Юзек Шавелло и присел в углу.

– Играем, – подтвердил капрал и, заметив краешком глаза сверкнувшую автоматную очередь, крикнул: – Ниже головы!

Огонек присела, пули снова отбили кусок штукатурки.

– Упрямый фриц, – сказал Вихура и, схватив автомат, повернулся на 180 градусов через левое плечо; не вставая с табуретки, дал две короткие очереди по окну на противоположной стороне улицы, потом повернулся к девушке: – Это чтобы его успокоить. С полчаса будет сидеть тихо.

– А на что вы играете? – спросила Маруся. – На деньги или на спирт?

– На бензин, – ответил шофер.

– Зачем тебе бензин?

– После войны он отдаст мне три бочки и семь канистр. Если тебе потребуется транспорт, обращайся ко мне. Фирму открою: «Доставка, отправка. Капрал в запасе Вихура».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Жизнь и судьба
Жизнь и судьба

Роман «Жизнь и судьба» стал самой значительной книгой В. Гроссмана. Он был написан в 1960 году, отвергнут советской печатью и изъят органами КГБ. Чудом сохраненный экземпляр был впервые опубликован в Швейцарии в 1980, а затем и в России в 1988 году. Писатель в этом произведении поднимается на уровень высоких обобщений и рассматривает Сталинградскую драму с точки зрения универсальных и всеобъемлющих категорий человеческого бытия. С большой художественной силой раскрывает В. Гроссман историческую трагедию русского народа, который, одержав победу над жестоким и сильным врагом, раздираем внутренними противоречиями тоталитарного, лживого и несправедливого строя.

Анна Сергеевна Императрица , Василий Семёнович Гроссман

Проза / Классическая проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Романы