Читаем Четыре танкиста и собака полностью

Полковник поднял голову, посмотрел на охваченные пламенем верхние этажи и крышу здания.

– Вам нужно двух человек в экипаж.

– Не надо.

– В чудеса верите?

– Нет. В товарищей.

– Дам на время.

– Не надо. Экипаж полный.

– С собакой?

– Она у нас тоже солдат. У нее и продаттестат есть…

С противоположной стороны улицы из-за развалин раздались необычные автоматные очереди: та-та-та, та-та. Густлик вслушивался, и лицо его расплывалось в улыбке: тире – точка – тире, потом три тире, три точки.

– Это Кос, – радостным шепотом сообщил он экипажу.

– Что такое? – спросил полковник.

– Наш командир, – выскочил из строя Саакашвили.

– Командир, – объяснил Елень, – помощи требует.

Забыв о командире полка, он вскочил на броню, залез на башню и крикнул, как через мегафон:

– Пехота… по моей команде, огонь!

Силезец исчез в танке, загрохотала танковая пушка. И вдруг весь участок фронта утонул в шквальном огне из всех видов оружия. Не смолкая, застрочили автоматы и пулеметы. Филином ухнул разбуженный миномет и выплюнул высоко вверх смертоносный снаряд. Ударила стоявшая неподалеку пушка.

В предрассветной мгле занимающегося дня из развалин выскользнула небольшая группа солдат с носилками и бросилась поперек улицы. И прежде чем противник успел их заметить и разгадать замысел, они проскочили в ворота.

Огонь прекратился. Елень вылез из башни.

– Вам бы дивизией командовать, – усмехнулся полковник.

– Не дают.

Оба рассмеялись и пошли навстречу солдатам.

– Гражданин полковник, штурмовая группа в составе семи человек… – начал докладывать Кос.

– Умер, – громко произнес, наклонившись над боевым товарищем, Зубрык.

– …в составе шести человек вернулась с боевого задания.

Полковник склонился над убитым, с минуту всматривался в бледное лицо и прикрыл его фуражкой.

– Благодарю за мужество, – произнес он, встав по стойке «смирно», – хотя вы и не удержали дом… – Он замолчал и добавил: – А я не взял станцию подземной дороги…

– Есть способ взять ее, – сказал Кос.

– Какой?

– Он поможет. – Янек показал на лежащего неподвижно Стасько.

– Пойдем.

И оба, к огорчению Маруси, ушли.

– Вот что значит любить командира. – Саакашвили подошел к девушке.

– Меня надо было полюбить. Почему меня никто не выберет?

– Сам выбирай, – фыркнула Маруся.

Здесь же во дворике, на крохотном газоне у замшелой каменной стены, Юзеф Шавелло саперной лопаткой копал каменистую городскую землю. Вихура отыскал сломанный штык, нацарапал на стене крест и стал выбивать большие печатные буквы.

Старший Шавелло вернулся с Черешняком, усадил его на принесенном из дома диване, обитом зеленым плюшем, сам примостился рядом и приказал:

– Сыграй.

Томаш заиграл песню, сочиненную Стасько. Всем было тяжело. Было ясно, что вот-вот кончится война и все-таки не все доживут до победы. Надо взять эту проклятую подземную станцию. Взять во что бы то ни стало.

26. Туннель

Холодный утренний свет едва просачивался через заваленные мешками окна в подвал, где разместился штаб. В подвале было темно, и могло показаться, что там никого нет. Только после того как глаза привыкнут к темноте, можно было разглядеть фигуры спящих офицеров и солдат, расположившихся под скамейками у стен. Бодрствовали только дежурный телефонист в дальнем углу да полковник с сержантом, склонившиеся над столом, освещенным электрической лампочкой, подключенной к аккумуляторной батарее. Они смотрели друг другу в глаза, как смотрят после утомительного разговора, а возможно, и спора. Оба молчали.

На столе лежал набросанный рукой Коса чертеж: то, что он видел с крыши здания в районе станции. Рядом лежала небольшая книжечка, взятая Стасько в библиотеке желтого дома, с вклеенным в нее планом берлинского метро.

Полковник пододвинул тарелку с нарезанным хлебом, нож и открытую банку консервов.

– Ешь.

Пока сержант готовил бутерброд из ржаного хлеба и консервированной свинины, офицер говорил:

– Твой чертеж, сделанный с крыши дома, и план подземной дороги совпадают. Очевидно, со стороны затопленного туннеля они не ждут опасности и не должны выставить посты.

– Не должны, – подтвердил Янек, жуя хлеб.

– Я говорю все это для того, чтобы взвесить все «за» и «против». А сейчас пора кончать разговоры, – подвел итог полковник. – Время отдавать приказ.

Сержант хотел встать, но командир полка придержал его рукой за плечо:

– Ешь. Днем я вызову из саперного подразделения водолаза и проверю, нет ли препятствий под водой. Риск большой… С одной стороны, возможность захватить станцию и прорваться к рейхстагу, с другой – жизнь пяти человек.

– И собаки, – добавил Кос.

Полковник улыбнулся и, кивнув головой, добавил:

– Экипажу отвести машину с линии фронта и спать. Разбужу я сам.

Через открытые окна первого этажа была видна башня «Рыжего», покрытая толстым слоем серо-кирпичной пыли, из-под которой едва пробивался зеленый цвет танка. В нише с автоматом на коленях сидел рядовой Юзеф Шавелло. Теплый воздух был полон пыли и гари.

В комнате дремал в кресле Константин с очками в проволочной оправе на носу – это он взялся было пришить оторванную сержантскую нашивку к погону.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Жизнь и судьба
Жизнь и судьба

Роман «Жизнь и судьба» стал самой значительной книгой В. Гроссмана. Он был написан в 1960 году, отвергнут советской печатью и изъят органами КГБ. Чудом сохраненный экземпляр был впервые опубликован в Швейцарии в 1980, а затем и в России в 1988 году. Писатель в этом произведении поднимается на уровень высоких обобщений и рассматривает Сталинградскую драму с точки зрения универсальных и всеобъемлющих категорий человеческого бытия. С большой художественной силой раскрывает В. Гроссман историческую трагедию русского народа, который, одержав победу над жестоким и сильным врагом, раздираем внутренними противоречиями тоталитарного, лживого и несправедливого строя.

Анна Сергеевна Императрица , Василий Семёнович Гроссман

Проза / Классическая проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Романы