Четыре встречи. Жизнь и наследие Николая Морозова

— Но ведь это же будет что-то вроде изгнания мавров из Испании, — возразил я. — Где же тут гражданская свобода! И последствия такой земельной политики, боюсь, будут такие же печальные, как и для Испании, потерявшей на много веков всю свою первоначальную материальную и умственную культуру.

— Я думаю, как и вы, — заметил мне один из наших собеседников, — что изгонять всех в Сибирь нельзя. Но относительно того, что от отнятия помещичьих земель не будет прирезки окружающим крестьянам, я не согласен с вами. Она будет. Крупные помещики обрабатывают землю машинами, где один рабочий в день наработает за семерых земельных крестьян. При равномерном распределении земель тут будет прирезка и малоземельным.

— Но в таком случае вы уничтожаете раз навсегда применение машин к земледелию?

— Машины будут покупаться целыми обществами. Один год первая очередь на машину будет принадлежат одному, другой год — другому, а остальные совладельцы будут получать дальнейшие очереди.

— Вот и видно, что вы не земледелец, — сказал ему присутствовавший крестьянин. — У нас в общине попытки применения общественных машин не прививаются не от одной нашей глупости. Возьмем хоть конные грабли. Все мы ждем одновременно хоть двух-трех ясных часов, чтобы убрать сено, и дрожим пред каждой тучей. Пока один будет грести конными граблями, никто не будет ждать очереди, а все побегут работать в поте лица, чем попало. Так общественные грабли и будут оставаться каждый год за одним владельцем, а потом лежать целый год даром. То же и с остальными машинами. Другое дело у крупного землевладельца или когда не земля будет разделена на наделы, как-у нас теперь, а сами плоды земли после сбора будут делиться между всеми участниками. Тогда будет все равно, с какого места начать косить и каким кончить.

— Но тогда мы придем уже к коммунизму, — ответил я, — а коммунизм возможно осуществить только при предварительной социализации жилищ, т. е. начать с отобрания крестьянских изб в общее владение, на что ни один современный крестьянин не согласится, так как в глубине души он — частный собственник.

Без социализаиии жилищ, которая одна может сделать крестьянина пролетарием, т. е. человеком, которому все равно, где ни жить, ни общего уравнения земель по эквивалентам, ни общего пользования ими достигнуть невозможно. Тут возможна только такая полусобственническая община, какая у нас теперь есть.

— А она мешает, — заметил крестьянин, — не только применению машин, но и всякому усовершенствованию обработки. Например, я узнал года четыре назад, что в земстве продают для посевов крупное ржаное зерно высокого качества. Купил и посеял на своей полоске. Смотрю: выросло, как у всех других. Только тут и догадался, что ведь цветочную пыльцу разносит ветер. Мою, усовершенствованную, унесло на чужие полоски, а на мою нанесло плохой от них. Точно так же сколько раз я освобождал свою полоску от василька и ромашки, а они на ней и теперь везде растут, как у соседей. А выделиться к одному месту не дают односельчане, указывают самые худшие места.

Так продолжался наш частный послелекционный разговор, хотя по окончании лекции мы все похлопали оратору, не желая его сбивать и конфузить. Мы тут же перебрали и все остальные указанные им для крестьян приманки.