ЧЯП

– Это особенность мышления, – рассказывал Грошев. – Вот приезжает девушка, мастер спорта по художественной гимнастике, выбивает у администрации фойе в старом кинотеатре, начинает учить детей. Дети ходят, у детей горят глаза, девушка счастлива и думает, что вот оно, призвание, она полезна людям, она на своем месте. А потом бац – весна – и детей отправляют копать огород. Девушка в недоумении – к ней в студию больше никто не ходит. А потом бац – лето – и надо окучивать и собирать колорадских жуков, и в студию опять никто не ходит. И осень – надо собирать грибы, и снова никто не ходит…

Это печально, подумал Синцов. Ему вдруг стало жаль девушку-гимнастку, наверняка эту историю Грошев не выдумал, а основал на реальных фактах. Девушка-гимнастка хотела нести в народ свет, а принесла лишь смятение, и когда местные почувствовали, что дети думают о гимнастике больше, чем об огороде, они детей от бессмысленного занятия отвадили.

Грошев закинул ноги на спинку дивана.

– Девушка-то думает, что художественная гимнастика для них – это жизнь, а для них она не жизнь, а просто интересное развлечение. А жизнь для них – это картошка, грибы, все эти хлопоты дурацкие. Для восторженного столичного человека это как ведро холодной воды. Кому-то одного ведра хватает, а кто-то упорствует до трех.

Грошев улыбнулся, на этот раз печально.

– А для того чтобы тут хоть что-то сдвинуть, трех лет мало, – сказал Грошев. – Тут десятилетия требуются, тут надо жизнь положить. А какой дурак захочет положить жизнь? Вот они и выдыхаются, бросают все и бегут, бегут. Все бегут. Да отсюда местные – и те бегут, что говорить о чужих… С Царяпкиной так же получилось.

Грошев достал другую монету, стал сравнивать ее с изображением в каталоге, терпеливо, кропотливо, не переставая рассказывать, и рассказ этот сплетался с золотыми вспышками в его пальцах.

– Ту девушку тоже звали Леной, – сказал Грошев. – Она приехала из Питера, преподавала русский и литературу, вела литературный кружок, Царяпкина сдуру туда угодила, кстати. Так вот, эта Лена была девушкой талантливой.

Синцов перебирал рубли. В окно подул ветер, пахнущий акацией, и сиренью, и вкусной кислятиной – соседи варили свиньям. Синцову вдруг захотелось тоже чего-нибудь рассказать Грошеву, какую-нибудь историю, но так, с ходу, он не вспомнил ни одну. Зато вспомнил про Иру Локотко, учившуюся в их классе. Ира Локотко по прозвищу Смерть.

Ирина была девушкой во многих отношениях образцовой, доброй, отзывчивой, спокойной, прекрасно пекла пироги и занималась бальными танцами. Скромной еще, так что незнакомые люди к ней тянулись и попадались в адскую ловушку. А Ира любила рассказывать истории.

Знавшие Ирину давно старались пресекать попытки историй на корню, но неопытные попадались, влипали, и Ира, скромно улыбаясь и чудесно посверкивая глазами, рассказывала. У нее имелся богатый ассортимент, при том все истории были похожи одна на другую и отличались аннигилирующей сознание банальностью. История про то, как Ира разбила граненый стакан, занимала тридцать минут. История про то, как Ира потеряла десять рублей, занимала сорок. История про то, как Ира пошла в кино на «Обещание на рассвете» и перепутала ряд, тянула почти на час. Рекордом была история про то, как Ира вместе с мамой поехали на машине полоскать постельное белье, свернули на неправильный проселок и не могли въехать обратно на дорогу.

Ира приступала к своим повестям издали и с тщательностью «Ил-2», заходящего на штурмовку колонны фашистских танков. Слушатель терпел, ожидая начала бомбометания, но, к его удивлению, «Ил» отворачивал с курса и повторял заход еще раз. А потом еще и еще, и через несколько минут слушатель начинал осознавать, что он угодил в ловушку.

С неменьшей тщательностью Ира относилась в своих рассказах к деталям, подробно описывая тех добрых людей, кто порекомендовал ей сходить на фильм «Обещание на рассвете», во что эти люди были одеты, рекомендуя ей посетить фильм «Обещание на рассвете», и что она подумала, когда ей посоветовали этот необычайный фильм посмотреть.

История длилась и длилась, подробности становились все более подробными, Ира рассказывала с захлёбистым придыханием, в особенно острых местах Ира Смерть хватала слушателя за руку – и он вздрагивал – ожидая появления ну хоть какого-нибудь плохенького маньяка с топором, – но появлялась всего лишь тетка с попкорном, она проходила мимо Иры, занявшей не свой ряд, и смотрела на нее пещерным медведем.