Чингисхан. Человек, завоевавший мир

Тэмуджину повезло: кереитов с тыла атаковали первоклассные и неустрашимые воины двух кланов — уруутов и мангутов. Куйлдар, предводитель мангутов, как оказалось, давал обет водрузить штандарт с конским хвостом на вершине холма и, проявляя чудеса отваги, исполнил клятвенное обещание. Затем он обрушился на центр кереитов и расстроил их ряды, когда они готовились пойти в наступление. Другой вождь, действовавший в тылу кереитов, Джурчедай, предводитель уруутов, смог оттеснить противника с позиций и поразить стрелой в лицо ханского сына Нилху. Отвага этих двух героев предотвратила полное поражение Тэмуджина, и, как он сам позднее признал, ранение стрелой Нилха спасло его воинство от краха и уничтожения. Наконец, не выдержав неравного боя со значительно превосходящими силами, Тэмуджин отступил под покровом ночи и расположился поблизости, надеясь, что его найдут уцелевшие монголы[364]. Ближайшие соратники предлагали уходить и как можно быстрее, но Тэмуджин говорил, что не может бросить на произвол судьбы людей, остающихся в тылу Тоорила. Он посылал к ним гонцов, требуя прекратить бой и выходить на соединение с его отрядами[365]

.

Так происходила битва в местности Халахалджин-Элэтэ. Кереитам не удалось нокаутировать Тэмуджина, но он проиграл сражение по очкам, хотя его пропаганда и смогла убедить потомков в том, что он одержал победу, хотя и пиррову. И Рашид ад-Дин, и «Тайная история» повторили эту явную ложь[366].

Снова побитый Тэмуджин получил возможность уйти от опасности — благодаря стараниям Джамухи. Тоорил хотел гнаться за монголами всю ночь, но Джамуха посоветовал заняться лечением раненого сына: монголы обессилены, растеряны, им некуда бежать, и с ними без труда можно покончить позже. Недальновидный Тоорил не только последовал этому совету, но и убедил свой двор в том, что он сам так решил. В конце концов, подумал хан, имея при себе Джамуху, Алтана, Хучара и Хасара и хорошо зная, что Тэмуджин основательно потрепан, он может быть уверен в своей безопасности. «Если они сами не придут к нам, мы приведем их, мы соберем их, как собирают конский помет в полу халата», — похвалялся хан[367]

[368].

Тэмуджину была нужна передышка: кереиты нанесли тяжелый урон его войску, и куда-то подевались Боорчу, Борохул и, самое ужасное, его семнадцатилетний сын Угэдэй. Всю ночь Тэмуджин провел в тревоге, сидя на коне, в темноте, в окружении своих воинов, настороженных и ждущих нападения кереитов. Дисциплина в его армии была высочайшая: войско фактически потерпело поражение, ему вот-вот могли нанести coup de grâce

[369], но никто не выказывал ни малейших признаков смятения или паники. На рассвете приковылял Боорчу. В битве под ним пала лошадь, пораженная стрелой. Пешим его чуть было не взяли в плен, от плена спасло ранение Нилхи: когда кереиты бросились окружать стеной своего принца, он сел на первого попавшегося в руки коня и ускакал, интуитивно находя дорогу к своему воинству[370]

. Вскоре появился и Борохул, сопровождавший раненого Угэдэя, привязанного ремнями к лошади, без сознания. Словно повторяя инцидент во время битвы в Койтене, он отсасывал кровь из раны в шее Угэдэя, и кровь все еще стекала из уголков рта, когда он докладывал о происшествии Тэмуджину, а у отца навернулись слезы на глаза при виде окровавленного сына. Медики прижгли рану (впервые в истории описан именно этот эпизод), и Тэмуджин поблагодарил небеса за спасение сына, но пообещал отомстить и повергнуть врага[371].

Это была пустая бравада. Он начинал битву, имея 4600 ратников против 13 000 воинов Тоорила, а теперь у него оставалось около 2600 сабель. Потери были ужасающие. С этими остатками воинства он и уходил сначала к Далан-Немургесу, месту своей великой победы над татарами год назад, а потом по берегу реки Халха к озеру Буир на территорию унгиратов[372]. Здесь, несмотря на очевидную непривлекательность поверженной армии, унгираты согласились примкнуть к Тэмуджину и пополнить его войско. Это обстоятельство доказывает, что уже тогда наиболее дальновидные кочевники понимали, что в долговременной перспективе именно Тэмуджин возьмет верх в эпической борьбе за власть в степях[373].