Чё делать?

Маньяк поразмышлял над предложением, закатывая глаза и закидывая голову, потом медленно протянул руку. Раза три он своей клешней промахивался мимо изящной викиной кисти, раза три у нее был шанс отдернуть руку, уйти, убежать, но Вика была сама решительность. Наконец, с четвертой попытки клешня маньяка поймала цель. Вцепилась мертвой хваткой. Вику передернуло от страха и омерзения. Вот оно зло! Потное, прохладное, не клешня даже, а щупальца скользкого мерзкого осьминога.

– Что ж я согласен, – прошипел осьминог, хотя в природе они не шипят. – Только сначала мне надо в туалет. Отведи меня туда.

«Вот, значит, как у него все просто. Ва-банк пошел. Даже не пытается что-нибудь придумать. В сортир и все. Совсем за дуру держит. Пусть держит. Посмотрим, кто в дураках останется», – глядя прямо в мутные глаза человека-осьминога, подумала Вика. Маньяк попытался подтянуться и встать, но потерял равновесие и повалился обратно на клумбу. Так бывает: голова принимает решение, а подчиненные члены ее не слушаются. На себе испытал Василий Горюхин разницу между коньяком «Багратион» и коньяком «Наполеон». Причем в один и тот же день. Пылкий Багратион начисто сносит голову, но укрепляет члены. Характер у выпившего становится бесшабашный, поведение – буйное, но движения и координация – точные, как у танцора. И правда, Горюхин, отпив Багратиона, учинил дебош в Муравейнике, но от охраны увернулся ловко, как тореадор, и в Патроныча продуктами попал точно, как снайпер. Совсем по-другому ведет себя «Наполеон». (Контрафактный, конечно. Настоящий Горюхин не пробовал, да и не попробует). Голова от «Наполеона» становится ясная, как у великого полководца. Смыслы открываются тайные, перспективы новые. Людей видишь насквозь. А тело подводит. Как армия под Ватерлоо. План гениальный, но приказы теряются по дороге, конница скачет не туда, пехота не может взять высоту, артиллерия стреляет по своим. Крах. Далее похмелье на острове святой Елены. Так и Горюхин, выпил «Наполеона», просветлился. Все про всех понял, про себя тоже, смысл обрел, красноречие обрел, а тело потерял. Как каша, растекалось его тело по любой поверхности. А как же Феличита? Он же тоже «Багратион» употреблял, а не буянил? Так у него масса тела больше. Тем более, пил Феличита в стадии похмелья, а это ж совсем другая химия!

– Пардон, мадам. Всадник не отвечает за дрожь коня, – извинился за свою неловкость маньяк. Вика потянула лежачего еще раз, но безрезультатно. «Как в сказке про репу», – подумала она растерянно.

– А вот ты где! Не далеко ушел.

Вика повернулась. Перед ней стоял молодой, ушастый охранник, тот самый, которого она видела с Лизкой Курицыной.

– Мне забрать этого надо, – обратился ушастый к Вике. – Вор он. И еще дебош в магазине устроил. Главное начальство в ярости. Так что извините, – легким движением руки охранник выдернул маньяка из клумбы, как репу.

– Не извиняйтесь, – Вика с интересом посмотрела на избавителя. – Я с вами. Я тоже кое-что про него знаю.

– С восторгом предаюсь в руки родной милиции, – продекламировал маньяк и, булькая, захихикал.

Глава 4

0.

Ноль.

1.

«Просто Аня» решила выкинуть из головы все переживания дня и просто дождаться конца работы. Для очистки памяти она использовала припев «Все пройдет, и печаль, и радость. Все пройдет, так устроен свет». Откуда она знала этот припев, «просто Аня» не помнила. А как она могла помнить? Это же был припев для очистки памяти. Но, вообще-то, давным-давно ее мама ставила эту песню Боярского на магнитофоне вместо колыбельной, чтобы «просто Аня» уснула. Припев сделал свое дело. Прокрутившись в голове раз семнадцать, он стер переживания, как ластик детские каракули. Ну, не совсем стер, оставил какие-то неразборчивые пятнышки, но они уже не мешали «просто Ане» спокойно приводить в порядок одежду после покупателей. Когда в магазин вернулся мрачный Эльдар, она допевала припев в восемнадцатый раз и, поэтому встретила начальника безмятежной улыбкой.