Зяблик взбодрился. Ну хорошо, раз Света не хочет, собирайтесь все в воскресенье на вокзале, поедем туда — поездом. Оттуда вечером — автобусом. Потому что поезда-то туда — едут, а оттуда… Оттуда они
В электричке Зяблик всю дорогу взахлеб рассказывал нам и какому-то незнакомому дедушке, с которым он немедленно подружился, про край света. И добавил, что хочет знать, что ТАМ и что ПОТОМ. И призывал его, этого своего нового верного товарища, присоединиться к нашей экспедиции и ехать до последней станции, и вместе дежурить рядом с электричкой, чтобы узнать, куда и как она потом девается. Дед покачал головой сочувственно, сказал ласково про Зяблика: «От, божий человек!», погладил его, такого большого, по голове и сошел на своей станции, а на конечную мы уже приехали одни.
Вышли с опаской. Не каждый же день видишь край света. А там, знаете ли, было очень неплохо. Там в тишине пели цикады, рельсы шли гладкие, шпалы чистые, без единой травинки или мусора, шли-шли и вдруг упирались в заросли. Как будто какой-то великан огромными ножницами аккуратно срезал все сплошное кольцевое железнодорожное полотно «Сибирь — Вижница — Сибирь», в которое тридцать с лишним лет верил Зяблик. Итак, рельсы упирались в заросли. Зяблик полазил там, внимательно пошерудел и сказал, что дальше — НИЧЕГО нет. Дальше — только планета. Обычный земной шар, но без железной дороги.
Мы предусмотрительно набрали с собой из дому еды, расселись там удобно в кустах и стали ждать. Поезд наш пригородный, на котором мы прибыли, «Черновцы — Вижница», тоже не торопился, стоял себе, отдыхал.
— Это он не просто так стоит, он ждет удобного случая, — предупредил Зяблик, — когда мы отвлечемся, чтобы незаметно смыться. Будьте бдительны! А то я три раза уже здесь сидел, и трижды он обводил меня вокруг пальца.
Мы сначала дежурили по очереди, а потом стало скучно смотреть на закрытые вагоны все время. Что мы, электричек не видели…
Ну мы и отвлеклись, правда, не случайно — вдруг увидели в луже огромную жабу. Такую жабу! Жабу ослепительной красоты — сама бурая, грудка алая, сидит, пыжится, вроде как пугает нас. Причем первым ее, конечно, заметил Зяблик. И закричал, что сейчас ее поцелует, и все у него в жизни пойдет по-новому. И вот мы все отвлеклись на эту красотку, заахали, стали фотографировать… Но когда подняли головы, оказалось, что наш поезд исчез… Он куда-то делся, бесшумно и таинственно. Как будто растворился.
Цикады пели, рельсы блестели, курлыкала, булькала и чавкала наша пригожая жаба, дальше за рельсами были горы… Похолодало, птицы затихли, задул свежий ветер, и мы засобирались на автобусную станцию, в цивилизацию.
— Ну вот! Проворонили… — огорчился Зяблик, пал духом совсем, но потом оживился, увидев наши кислые физиономии. — Ну ничего, я в следующее воскресенье опять поеду. И уже тогда глаз от него не отведу! Ни на каких жаб отвлекаться не буду… Кто со мной?
Надо сказать, что в следующее воскресенье никто из нас уже не поехал. У кого-то были занятия в танцевальном кружке, у кого-то тренировка по гимнастике. Не знаю, поехал ли Зяблик один, без нас, без его пионеров…
Да, а я не сказала? Зяблик, то есть Зябликов Владимир Иванович, работал у нас в школе старшим пионервожатым. А потом его уволили за марксистско-ленинское воспитание. Верней, за его полное отсутствие… Мы очень о нем жалели. И только сейчас, спустя сто тысяч лет, мы поняли, что на самом-то деле все тогда было бы серым и обычным, что мир был бы пресным и суровым, если бы не Зяблик. И что только вокруг Зяблика с его веселостью, с его фантазией и чистой ликующей душой он, этот мир, завихривался, расцветал и ухитрялся радовать не только его, но нас, наивных и доверчивых подопечных…
ИЗ ПАПКИ «ТОЛЬКО ДЛЯ СВОИХ»
Недалеко от нас, в двадцати минутах езды, на границе с Румынией, в горах, где Аркадий собирает белые грибы, появился огромный медведь. Пограничники опасаются, что он может не набрать свои килограммы и бродить зимой шатуном. А это очень опасно. Мы с Линой весь вечер боялись.