Чёрная кошка в оранжевых листьях

Нам она досталась в подарок от Караташовых, когда Лине исполнилось пять лет, и Карташовы убедились, что Линка не будет над ней издеваться. Ее подарили с наказом любить и беречь, шептать ей в ухо девчачьи глупости и не оставлять одну. А главное, никогда не класть ее в темный шкаф, коробку, а тем более в полиэтиленовый пакет. Потому что она — живая.

*

Карташовым Жюльетт-Марион досталась как символ семейной реликвии от потомственного дворянина из Парижа. Светка Карташова оказалась его двоюродной внучатой племянницей. Старик их как-то разыскал лет сорок тому назад, прислав огромное письмо на французском языке. В том маленьком городе в Карпатских горах, где жила Светка, в то время не оказалось никого, кто смог бы это письмо перевести. В школах изучали немецкий и английский. Письмо отвезли в областной центр, и там в бюро переводов им отпечатали на машинке откровения старого дворянина: одиночество, печаль, любимая газета выходит на плохой бумаге, стал хуже видеть, волосы на макушке редеют. Экология, наверное, — размышляет восьмидесятилетний дедушка. И добавляет: «Да! Чуть не забыл! Вы у меня одни на этом свете».

*

Нужно было написать что-то в ответ. Во-первых, ответить на вопросы старика, во-вторых, дать понять: мы не претендуем, хоть и одной крови. У нас все есть.

В горах, если выпадал снег, дороги так заносило, что люди оставались долгое время как на острове. В областной центр можно было доехать только на вездеходе. Светкин отец ужасно изобретательный. Ему в голову пришла абсолютно гениальная идея — Лев Толстой, «Война и мир». Все письма там были написаны на куртуазном французском, а в сносках — перевод. И тогда они решили выбрать оттуда хотя бы пару фраз для вежливого ответного письма.

Все разбежались по комнатам, вооружившись томами Толстого, закладками и карандашами — отмечать подходящие места. Каково же было их разочарование, когда выбрать удалось всего две подходящие фразы: «Магазины пусты. Дороги непроходимы».

Старик стал звонить им.

— Бонжур, — говорил он тихим дребезжащим голосом, что означало: «Мне одиноко. Зрение падает. Макушка лысеет. Газета не радует».

— Бонжур, — отвечала Светка, что означало: «Магазины пусты. Дороги непроходимы».

— Же там, — говорил старик, что означало: «Да! Чуть не забыл: мы же одной крови!»

— Мерси, — отвечала Света, что означало: «Мы — одной крови, но нам ничего не надо».

— Оревуар, — прощался старик, что означало: «Позвоню еще, если буду жив».

— Оревуар, — это Света, что означало: «Конечно, конечно, звоните в любое время».

Именно этот вот Светкин титулованный двоюродный дедушка и прислал в подарок мадемуазель Жюльетт-Марион. Уже далеко не юную, но хорошо сохранившуюся девицу. С ней в компании выросла сама Светка, потом, подреставрировав личико и ладошки с растопыренными пальцами, она подарила ее своей старшей дочери Тане. Младшая Наташа только ей открывала все свои тайны. А потом кукла-ветеран была подарена Лине. И моя дочь приняла ее в качестве лучшей умудренной прошлым опытом подруги. Линкина бабушка, подремонтировав мадемуазель-пейзанку в очередной раз, вшила в ее мягкое тельце красное бархатное сердечко. И сейчас, когда на нее смотришь долго, кажется, что она дышит.

РИТКИН ЗОНТИК

Ритка — ученица моей мамы. Они подружились на почве английского языка и еще на почве обаяния моей мамы и Риткиного чувства юмора. Они так хорошо дружили, что и дня не могли друг без друга обойтись. Надо сказать, что мою маму вообще очень любят все ученики. Есть у нас в доме одна фотография — виньетка выпускного класса. Выпуска 1964 года. Там все девочки (практически все они — наши с сестрой няньки) сфотографированы в одинаковых кофточках, очень стильных, импортных. Просто удивительно, где они столько таких красивых одинаковых кофточек раздобыли. Кстати, и фотография моей мамы была на этой виньетке. И мама тоже была в такой же стильной кофточке с бантиком. Так чтоб вы знали — это была одна и та же кофточка. Девочки надевали ее по очереди и фотографировались. Это была мамина кофточка. Теперь поняли?

Да, так вот мы с сестрой приняли Ритку практически в качестве старшей сестры. Родители часто оставляли нас на нее.

— Ри-ита! — орала я из соседней комнаты. — Как пишется: шыколад или шеколад?

— Шо! — в ответ Ритка. — Шоколад. А что?

— А ничё-ничё. Я пишу список, что ты мне должна купить, чтобы я не говорила маме, что к тебе сюда Олег приходил, и чтобы моя мама не говорила твоей маме.

Мы с сестрой писали:

Шиколад.

Рисовачку (эту книжку заказывала сестра, там надо было раскрашивать рисунки).

Свяжи нам платье для Кучинской (Кучинская — это была кукла-гимнастка).

Тут мы с сестрой расходились в желаниях, я хотела белое, сестра — красное.

Нарисуй нам бумажных кукол, чтоб вырезать им платья.

В воскресенье пойдем с нами гулять далеко, и чтоб ты нам рассказывала что-нибудь.