Чёрная кошка в оранжевых листьях

— Александр! Нам совсем не по пути. Не по пути… — и тут же добавила: — А можно я приду к вам… как-нибудь… в гости? Ну то есть не к тебе, — тут же спохватилась я, — а к твоей маме… И к твоему дедушке…

— Нельзя! — гордо и обиженно ответил Сашка и добавил: — Раз так!

Ну вот… Пару раз я заходила в университетскую библиотеку, где работала Любовь Бирадзе, чтобы завести с ней разговор об опере. Но она там всегда была занята, делала вид, что меня совсем не узнала, и потом, она ведь не пела в библиотеке, как знакомая моя женщина-провизор, а наоборот, говорила строгим бесцветным голосом. И трудно было поверить, что она тогда в Доме культуры текстильщиков, блистательная и страстная, могла вызвать такое неподдельное волнение всего зала, ну, конечно, кроме своего дитятки Сашки…

Где ты, мое дитятко,дитятко любимое?Ты зачем покинулагнездышко родимое?

В когти злому коршунуволей отдалася ты,мать, отца одних оставила,горем и бесчестиемобездолила ты навек их!

Вот и все… Дом культуры текстильщиков потом закрыли, и там обосновался Дом политпросвещения. Текстильщикам, наверное, опера была не нужна… А политически грамотными обязаны были быть все… В то время.

Я уехала… Потом вообще все изменилось… Слышала, что Бирадзе, вся семья, во главе с дедушкой уехали сначала в Израиль, потом в Канаду.

Лица их почти совсем стерлись из моей памяти, но я хорошо помню ее, Любови, голос, ее восхитительное меццо-сопрано. И если бы вдруг когда-нибудь судьба опять свела нас, я непременно узнала бы ее по голосу, конечно, только в том случае, если бы она пела. Потому что сколько я потом смотрела и слушала оперу в исполнении лучших оперных мира — в белых шарфах и смокингах, в бархатных нарядах и роскошных кринолинах, с участием гигантских симфонических оркестров, — такой искренности и чистоты звука я не слышала никогда. И никогда больше так открыто, неподдельно и абсолютно не контролируя себя и свои эмоции, не сопереживала.

А бабочка? Та самая? Она куда-то делась… То ли я ее потеряла… То ли кто-то ее тихонько стянул с моего рукава где-то в троллейбусе или автобусе… А может, она сама улетела… Все-таки потом началась осень.

ИЗ ПАПКИ «ТОЛЬКО ДЛЯ СВОИХ»

* * *

У Дани нашего была няня-гуцулка. Федосия. В первый же вечер после знакомства и прогулки с няней Даня (два года) с характерным акцентом сказал:

— Йисты нэ буду! Зуб пид коронкоу болэт.

То есть ужинать не буду, зуб под коронкой болит.

* * *

У моих родителей был знакомый портной Шурик Помер. В ателье на двери его мастерской так и было написано «МАСТЕР ПО ПОШИВУ И РЕМОНТУ ВЕРХНЕГО МУЖСКОГО ПЛАТЬЯ АЛЕКСАНДР ЙОСИПОВИЧ ПОМЕР».

На днях Шурик Помер помер. Упокоился. Добрая ему память. В девяносто три года еще снайперски вдевал нитку в иголку без всяких усилий и очков. И ушел во сне. Помер Помер.

* * *

Кстати, о фамилиях. Когда я готовила благотворительный проект, то связывалась с разными еще существовавшими профсоюзами. Одна из председателей носила восхитительное имя — Людмила Павловна Высокодобротная. Она нам очень помогла с одеждой сцены.

* * *

Моя подруга писала на работе отчет для начальника и параллельно письмо мне. Наревелась, пока мне письмо писала… А заодно уже и отчет дописала.

Отнесла отчет начальнику. А тот просмотрел бумаги и вдруг кокетливо скосил на нее глазки.

В конце отчета вместо подписи было начертано: «Целую, Лариса».

* * *

На днях в Данькину квартиру пришли муравьи. Они пришли не просто так, а навеки поселиться. Пришли на лужу сока, Андреем оставленную. Надо знать Даню. Он ведь говорит обычно: «Не убивай муху, а если тебе невмоготу, обидь ее словом. И выпусти в окно».

Он расстелил салфетку, замоченную в сахарном сиропе, и пригласил муравьев перекусить чем бог послал. Муравьи набежали на салфетку, Даня с Андреем вынесли салфетку с муравьями в сад. Там, в саду, муравьи рассказали об этих гостеприимных дураках своим товарищам, и те, другие муравьи, пришли к Дане смотреть лужу и угощаться сахарной салфеткой. С криком «А нам?!» они прибежали к луже сока, которую никто не решился вытереть, потому что там еще топтались муравьи из первой группы.

Даня и Андрей стали искать муравьиную мать, чтобы ее подкупить, перевербовать и заставить вывести свой народ в сад. Но там царила анархия, и никаких сомнительных марин с крыльями не оказалось. Даня сел за компьютер и набрал в поисковике: «Муравьи в доме. Безболезненное избавление. Безболезненное для муравьев». Поисковик сказал: «Ха-ха-ха, придурки!» — и выдал парочку порносайтов. Тогда Даня надел на себя и Андрея кепки, и они поехали ко мне советоваться и просить меня возглавить исход муравьев из их дома. И я возглавила. Я пришла к детям и призвала муравьев: «В сад! Все в сад!» Но предварительно сделала дорожку из рафинированного подсолнечного масла, которая конусом расширялась к выходу. И они ушли.

Теперь у Дани опять нет домашних животных.

* * *