Дальше — больше. Гладкий священнослужитель, ну картинка прямо, куколка, а не батюшка, румяный, благостный, вообще так чего-то завелся, аж заискрился весь. Интимным, но жарким шепотком поведал, что де в Интернете он нашел, что Дамблдор вообще-то… кх, кхх… И так блудливо хехекнув: …любит мальчиков… И глазки батюшкины маслено и торжествующе засияли… А камера — все мою Марьантонну: у нее на лице гамма чувств, и все — праведные. И как пошли Марьантонна и другие гости голосовать!!! И большинство — против! Так завелись, загалдели. Вот, думаю, тоска, ну ничего нового — «не читал, но осуждаю». Ну, думаю, сейчас костер зажгут и как пойдут книжки в него кидать непотребные да прыгать-плясать вокруг. И Марьантонна моя торжественная сидит, аж помолодела вся — щеки пылают, глаз горит, пальцами в кнопки ответственно тыркает — Против! Против! Против!!!
И только один был там в этом паноптикуме растерянный… писатель-фантаст С. Д. Он, по-моему, вообще плохо понимал, что происходит. У него на лице ясно было написано:
Помню, как в нашем городе в кинотеатре — ну явно по ошибке — один только день демонстрировали старый трофейный фильм с Вивьен Ли «Леди Гамильтон». Мама меня из музыкальной школы отпросила, мы бросили все дела, потому что мама тогда сказала: идем, это такой шанс — ты этого можешь никогда больше не увидеть. (Кто тогда во что верил? Это было чудо, это кино в нашем совковом провинциальном кинотеатре, где перед каждым сеансом показывали нашего обожаемого боготворимого нечленораздельного постылого Леонидаильича.)
И вот мы прибежали к самому началу, и мама взволнованно повторяла: «Боже-Боже! Ты увидишь! Ты сейчас увидишь! Какая я сегодня буду счастливая, что мы это увидим!»
И Марьантонна, та самая, — она стояла на контроле — клянусь вам — она, знаете ли, она меня не впустила! Она меня не пустила в кинотеатр, потому что фильм шел под грифом «Детям до 16-ти…», а мне было только тринадцать. И в свои тринадцать я была очень мелкой и выглядела на одиннадцать.
Народу было очень мало, Марьантонна поставила свою большую ногу в войлочном белом сапоге и перекрыла вход. Моя красавица мама унижалась, умоляла, но Марьантонна отрицательно качала головой, свысока оглядев мамину точеную фигурку, ее узкие кисти рук в перчатках, ее шляпку и сумку, которые папа привез ей из Праги, и ликующе с упоением повторяла: «Ни можна! Ни можна!»
Потом мы плелись домой, и мама моя — как пугающе страшно и пронзительно она рыдала… И тогда я думала, что она плачет из-за «Леди Гамильтон».
Так, значит, вы, Марьантонна, против… И вы, мальчик — с чубчиком Чиполлино, — тоже против. И вы, батюшка… Волшебство у Роулинг непотребное, говорите? Страшная богопротивная, говорите, книжка? А ну-ка, ну-ка… Переберем-ка мысленно ваши сказки, Марьантонна, любимые. Вы-то наверняка их помните.
Ну, вот эту, к примеру, где добрая женщина ребенка отправляет в лес, наверняка зная, просто в полной уверенности пребывая, что там в лесу волк. И чтоб волку виднее девочку было, эта мамаша ласково так, мол, надень красную шапочку, дочка… Она, конечно, намекнула девочке превентивно, что, дескать, дорогу выбирай не ту, где волк, а вон ту… Но и та дорога — не гарантия. Нет, ну на что она рассчитывала? У нее, у этой мамаши, что, были далеко идущие планы на освобождение от девочки, а заодно и бабушки?!
А эта вот сказка, Марьантонна, вообще из разряда триллеров. Наверняка тоже ваша любимая… В книжном супермаркете как открыла сказку, так и не смогла оторваться. Сказочка для младшего школьного возраста. Внимание! Родители там, значит, сильно обеднели и увезли своих детей в лес на съедение диким животным. Обычное дело, денег нету — детей в лес. Младшие школьники, если эту книжку прочтут, очень будут беспокоиться за родительское благосостояние. Ну вот, тащат родители детей в лес, в мешке, конечно. А самый младший оказался самым сообразительным, он зерна рассыпал по дороге или крошки там, не помню… Где он их раздобыл-то, эти зерна, родители вроде же сказали детям, что дома ни зернышка… И вот по этим зернам дети и вернулись домой, а их родители как раз к этому времени и разбогатели. О как! И так обрадовались детям своим, будто и не они их в лес в мешке тащили!
Честно сказать, самая для меня страшная жуткая недетская сказка — та, не помню название, где какое-то скособоченное существо, то ли Баба Яга, то ли колдунья какая-то, поет нежно песенку:
«Покатаюсь-поваляюсь, Иванушкиного мясца поевши…»
Вот тут я бы проголосовала категорически против.