Ты що позбулася недоли
Шо скинула кайданы
Ратуй мене верны з неволи
Ликуй смертельны раны.
Прийми мене до своего дому
Дай в себе хоч куточек
Я не заваджу там никому
Бо я – малый шматочек.
Прийми и диток моих маленьких
Воны не мають дому.
Я их не дам таких дрибненьких
У наймити никому.
Хай и воны зазнают доли
Шо людям засвитила
Хай не клянут мене в неволи
Шо я их породила.
А як приймеш ты нас до себе
Як здийснится надия
Тоди и на смерть пийдем за тебе
Прими же нас Россия [53: 365].
Такие же настроения наблюдались и в полосе действия Белорусского фронта, где местное население заявляло:
«Не ожидали мы такого освобождения, если бы не Советский Союз, нам бы так бы и пришлось помереть, не увидев свободы»
[53: 365-366].На митинге в Глубоком 76-летняя местная жительница заявила:
«Спасибо, дорогие товарищи, спасибо товарищу Сталину. Мы вас ждали 20 лет и вот теперь дождались долгожданных гостей. Теперь мы вместе с вами будем уничтожать поработителей. Спасибо товарищи»
[53: 366].Более радушно встречали советские войска жители самых восточных районов Польши. По мере продвижения на запад политорганы войск отмечали более спокойные настроения, но и там трудящиеся были рады приходу Красной Армии [53: 366].
Те из «правдолюбцев», которые объявляют все вышеуказанные и подобные им советские свидетельства (которых множество) «изделиями» сталинского агитпропа могут обратиться к свидетельствам польским. Так, пленный польский офицер Генрих Гожеховский, вспоминая свое пленение нашими солдатами в сентябре 1939, повествует:
«… потом нас погнали пешком в Ровно. Как сейчас помню: когда мы проходили по городу, во многих местах, в основном на еврейских лавчонках, висели узкие красные флаги. Было ясно видно, что это польские флаги, от которых оторвана верхняя часть. Еврейки и украинки выплескивали на нас нечистоты, крича: «Конец вашему польскому государству»»
[58: 41].Очень красноречивое свидетельство, не так ли? Впрочем, помои на голову – это меньшее, чем могли «наградить» украинцы и белорусы «бравое» польское офицерство. Дело могло принять и более серьезный для последнего оборот. Так, в своем донесении Сталину от 20 сентября 1939 года начальник Политуправления РККА Л.З. Мехлис отмечал:
«Польские офицеры, кроме отдельных групп, потеряв армию и перспективу убежать в Румынию, стараются сдаться нам по двум мотивам: 1) Они опасаются попасть в плен к немцам и 2) Как огня боятся украинских крестьян и населения, которые активизировались с приходом Красной Армии и расправляются с польскими офицерами. Дошло до того, что в Бурштыне польские офицеры, отправленные корпусом в школу и охраняемые незначительным караулом, просили увеличить число охраняющих их, как пленных, бойцов, чтобы избежать возможной расправы с ними населения»
[58: 41-42], [63: 188].Т.е. польские офицеры в плену у противника спасались от собственных граждан! Каково же было отношение этих граждан к ним? Очевидно, подобное отношение они заслужили.
Еще до вступления советских войск в Западную Украину и Западную Белоруссию их население стихийно начало организовывать вооруженные отряды, которые боролись с поляками. Из донесения НКВД Белорусской ССР НКВД СССР от 12 сентября 1939 года об обстановке на сопредельной территории: