Чёрная сотня

ЛА Тихомиров утверждал, что социализм не сможет выдержать испытания прежде всего как экономическая система: «При уничтожении личной собственности, а стало быть и свободного труда, энергия деятельности людей, а стало быть и производительности труда, должны неизбежно упасть. Поэтому обещание социализма дать все необходимое членам будущего общества в большем количестве, чем при свободе, совершенно неисполнимо»⁸⁵. О будущем пролетарском государстве он писал: «Семья — самый интимный уголок самостоятельности человека — упраздняется. Власть же «начальства» безмерно усиливается. Прежде пролетарий имел единоличного «хозяина». Теперь «хозяином» делается общество, т. е. в действительности люди, подчинившие себе мысль пролетария, те самые владыки партии, социалистическая интеллигенция, которой пролетарий еще в «старом строе» подчинил свой разум. Власть этого общества возрастает безмерно. Прежде пролетарий был подчинен людям часть дня. Теперь он подчинен вечно. Прежде он самостоятельно распоряжался хоть теми грошами, которые получал от своего эксплуататора. Теперь он ничем не распоряжается самостоятельно»

⁸⁶.

Крайне правые не выделяли пролетариат в особый класс и, конечно, не признавали его особой исторической миссии, что было одним из главнейших тезисов марксистского учения. Но ЛА Тихомиров видел особенности пролетариата и перечислял их прямо по марксистской литературе. Разница состояла в том, что для марксистов такие качества, как отсутствие у пролетариата собственности на средства производства, организованность, дисциплина и сознательность, были преимуществами, а под пером монархиста превращались в недостатки. Дисциплина, писал ЛА Тихомиров, хороша только для революционного боя. Труд на громадных предприятиях, к управлению которых пролетарий не имеет никакого отношения, превращает его в простого исполнителя. Так же механически пролетариат усваивает социалистическое сознание, выработанное интеллигенцией.

Совсем иной облик имели ремесленники и крестьяне — независимые, инициативные и творческие труженики. Крайне правые правильно представляли взаимоотношения пролетариата и социал-демократии. Рабочий — песчинка в партии. Протоиерей Е. Аквилонов писал: «Еще нет и не было на свете такого деспотического тирана, который требовал бы себе настолько слепого, унизительного и бессмысленного послушания, которое принуждены оказывать «товарищи-пролетарии своим властолюбивым вождям. На социал-демократическом знамени начертана «свобода», а под ним дрожит замирающая от страха неволя»⁸⁷.

Критикуя капитализм и социализм, крайне правые предлагали идти самобытным путем. Но указанный ими путь являлся тем же самым капитализмом, отягченным феодальными оковами. Открещиваясь от западного мира и революции, черносотенцы видели спасение в исконно русских принципах. В самом сжатом виде эти принципы сформулировал НА Энгельгардт, который на одном из монархических съездов предложил вместо обширной и невразумительной программы начертать на черносотенном знамени «несколько кратких и сильных выражений, которые приятны русскому слуху: «Россия для русских! За Веру, Царя и Отечество! За исконные начала: Православие, Самодержавие и Народность! Долой революцию! Не надо конституции! За самодержавие, ничем на земле не ограничиваемое!»⁸⁸

Трехчленная формула «теории официальной народности», созданная С.С. Уваровым и МП. Погодиным в царствование Николая I, дожила до царствования Николая И. Другое дело, что в эту формулу вкладывалось различное значение и в черносотенной среде также имелись различные взгляды. На это указывал архиепископ Антоний (Храповицкий) в уже упоминавшемся письме к НА Бердяеву: «Леонтьев, Катков, Победоносцев и значительная часть членов «Русского собрания» и главарей «Союза русского народа» очень резко различаются от другой части этих учреждений и от первых славянофилов, также от Достоевского и Рачинского. Правда, те и другие держались за николаевскую идейную триаду, те и другие объединяются в одни и те же общественные учреждения, но между их убеждениями и симпатиями лежит огромная пропасть».

Черносотенцы подчеркивали, что русский народ связан не просто с христианством, а с православием — «единой истинной, апостольской и отеческой церковью». Крайне правые требовали сохранить господствующее положение православной церкви в России. Миссионерская деятельность дозволялась только официальной церкви. «Инославным и иноверным исповеданиям, — провозглашал Союз русского народа, — предоставляется полная свобода отправления их обрядов и религиозной жизни, но пропаганда этих исповеданий безусловно воспрещается во всей Империи»⁸⁹.