Валькирия подошла вплотную к окну и облокотилась локтем о стену, высовываясь наружу. Он с наслаждением ловил кожей морские брызги.
— Я просто хотел спросить… ты в порядке?
Риана снова одарила его молниеносным взглядом, но на сей раз злобы в нём было меньше.
— Я восемь лет провела в подвале на цепи. Восемь лет была игрушкой даэвов. За это время мою родину сравняли с землёй, а мой народ превратили в покорных рабов-недоумков. И даже теперь, когда с меня сняли цепь, я продолжаю выполнять приказы даэва. Как по-твоему, я могу быть в порядке?
Маркус не ответил.
— Тебя так шокировало то, что со мной сделали за день, благородный патриций? А ты можешь представить себе восемь лет в грязи, лицом в пол? Восемь лет на коленях перед твоими сородичами. Не потому, что я боялась. Не потому, что была сломлена. Потому что стоило мне встать, как меня били кнутом под колени, заставляя упасть назад. Ты когда-нибудь чувствовал, что ни один кусочек твоего тела не принадлежит тебе? Что ты сжимаешься до размера кулака, отдавая им все, что есть в тебе, признавая, что всё это их — чтобы сберечь хотя бы капельку себя самого?
Риана крепче сжала кулак.
— И всё это — чтобы вернуться и продолжить сражаться. Что угодно, чтобы продолжить выполнять тот единственный долг, который вложили мне в голову талах-ар. А потом вернуться и увидеть, что валькирии превратились… вот в этих Вайне. Тебя заботит, смогли ли твои братья сделать мне больно? Бедный даэв. Я бы снова разрушила Помпеи, и снова отправилась в плен, и терпела бы ещё двадцать лет, выплёвывая им в морды кровавую слюну — если бы таков был приказ. Ты решил, что знаешь меня — потому что видел минуту моей слабости. Но я не та тварь, что корчилась в подвалах даэвов. Я никогда не буду ей. Я та, кого вы прозвали Помпейской Волчицей. Та, о ком ты не знаешь ничего.
Валькирия буравила Цебитара испытующим взглядом, но тот лишь развернулся, облокачиваясь спиной о стену. Сложив руки на груди, он расслабленно наблюдал, как тяжело вздымается её грудь.
— Я говорю с тобой не как даэв, — сказал он медленно, — и я говорю не о твоём народе. Мне плевать и на тех, и на других. Ты права, я не знаю тебя. Но я до боли хочу тебя узнать. Какой бы ты ни была.
— Зачем? — перебила его валькирия. — Всё то же любопытство, что заставило тебя торговаться за меня?
Они смотрели друг на друга ещё пару минут. Потом Маркус отделился от стены и пошёл к выходу.
— Маркус… — услышал он из-за спины и очень тихо: — Прости…
Но патриций не обернулся.
Благодаря конюшням Маркуса у отряда были хорошие лошади, и вся дорога к храму заняла почти неделю. Пять дней из шести патриций и валькирия не разговаривали. Клемента пристально следила за мрачными выражениями их лиц. Сант, казалось, не был озабочен происходящим вообще — его куда больше волновали сокровища, ожидавшие путников впереди. Вайне если и думала о чём-то, то ничего не говорила. Уже на второй день Маркус смирился с её присутствием в отряде, потому что выяснилось, что кто-то должен собирать хворост, разводить костёр и готовить еду. Если с костром Риана справиться ещё могла, то едой заниматься не хотел никто. Кроме того обнаружилось немало других утомительных обязанностей наподобие чистки плащей и сапог — Сант категорически не мог переносить присутствие грязных пятен на себе. Вайне, похоже, тоже не имела опыта в такой работе, но спрашивать её никто не стал. Даже Риана приняла такое распределение обязанностей как должное. Когда же впервые за время путешествия Маркус заговорил с ней и заметил, что удивлён, та лишь ответила:
— Каждый должен приносить пользу.
Разговор угас так же, как и начался. Маркус ушёл на свой конец лагеря, а Риана долго смотрела на него, но так и не подошла.
Последний привал было решено устроить, когда храм, венчавший скалистые пики гор, уже виднелся вдалеке. Утёс, на котором он стоял, обрывался в море, свинцово серые волны пенились, разбиваясь о него, а небо над каменными стенами было чёрным как ночь.
С каждым днём путешествия становилось всё холодней. Непривычные к такому климату даэвы только и делали, что кутали руки в плащи и тёрли друг о друга. Маркус впервые радовался тому, что камзол сшит из такой плотной ткани, однако муки холода не минули и его.
Все трое сидели у костра, каждый со своей стороны, и никто не горел желанием говорить. Риана в отдалении учила Вайне свежевать подстреленную птицу, но та схватывала с трудом. Наконец, урок худо-бедно подошёл к концу, и Риана на какое-то время замерла, глядя на Маркуса. Тот отвёл взгляд, поднялся и пошёл в темноту.
Валькирия нагнала его в двух десятках шагов — там, откуда остальные путники уже казались лишь смутными тенями в ночи. На минуту остановилась, вглядываясь в чёрный силуэт. Маркус стоял, ссутулившись, и потирал озябшие ладони.
Риана зажмурилась на мгновение, а затем решительно шагнула вперёд и поймала его кисти в свои руки. Старательно не поднимая глаз на даэва, принялась согревать их.