Численник

Иосиф прекрасный с прекрасной Мариейвенчались Венецией ультрамариновой,чтоб после вернуться, скрепленными браком:Марии – с ребенком, Иосифу – прахом.Осталось: в пустыне своей человечьейбыл нервен и весел, красив и невечен.Останется: в мире навечном, незримы,поют его песни ему серафимы.Васильевский остров, Васильевский островего не дождется, все было так просто:балтийская прорва, промозглая просинь,увенчанный славой, изгнанник Иосиф.Лечу, и плыву, и шагаю, и едуземлею, и морем, и небом по следу,

чтоб венецианского и венценосноготайно коснуться духа Иосифа.В Венеции дождь. Проливною залитыводою каналы, ступени и плиты,и бедной паломнице мокро и худо,и не происходит желанное чудо.Но в церковь Вивальди сторожко заходит,и взглядом в Сан-Марко своды обводит,и смотрит, как остров вокруг обтеклавода из бутылочного стекла.Сан-Джорджо на той стороне возникает,мелькая над кладбищем, тень промокает,и Победоносец Георгий живой,Москвы покровитель, витает, как свой,Москвы, а не Питера и не Нью-Йорка,

где эта же тень от Иосифа-Йорика,где этот же дух, что при жизни любилВенецию лодок, мостов и могил.Да я-то не в духе.Мой спутник, как дож,как венецианский назойливый дождь,и вот уж сгущается в сумерки вечер,и ясно уже, что случилась невстреча.Последняя лавка. Витрина блестит.В ней ультрамариновой смальты летиткрыло в виде маленькой брошенной броши —желание ангельской броши до дрожи.Каким-то неведомым образом Гамлет,Иисус, и Иосиф, и здешние камни,

и я, и мой спутник, и тыщи Марийсвязались в одно через ультрамарин.И дух торжествует в изяществе вещи,и вещи Творца, даже тени их, вещи,и я забираю с собою коллекцию,и слезы с дождем омывают Венецию.

«Я одинокая ковбойка…»

Я одинокая ковбойка,я любопытная сорочка,я коллективная футболка,короче, я рубаха-девка,ношусь волшебно и стираюсь.А если вдруг росой холодной,лучом звезды, дорожкой луннойменя испачкает случайно —

своя рубашка ближе к Телу, —я сохранить пятно стараюсь.

«Быстрый взмах карандаша…»

Быстрый взмах карандаша,как полет летучей мыши,перечеркивает мысли,перечеркана душа.Ранний вечер под луной,ходит девочка с собакой,объясняется, однако,по-английски не со мной.Пес стеснительно сопит,горло стиснуто тисками,меж желудком и вискамиболь любовная стоит.

«А еще как будто лихорадкой…»