Численник

Измененное сознанье,сознающее измены,узнающее обманы,обнимается с безумьем,ум и знание бессильныперед силой неразумной,загоняющей созданьев неизменное страданье.Но однажды вдруг и разомчто-то с нами происходит,просветленный ум за разумбольше, люди, не заходит.Ты свободен.

«Остынь. И перестань…»

Остынь. И перестаньдоказывать себе,

ему или кому —нибудь пускай что-либо,живи себе в селе,сиди себе в седле,лежи себе в травелегко и особливо.Довольно слыть и слатьпосланья не своим,привязывать примерразряда трафарета,и упиваться в дымпризнаньем нулевым,лелея, как дитя,соблазн автопортрета.Важняк и саддукей,нужняк и фарисей

толпятся через край,зовя к венцу насильно,отрежь или отшей,промой или просей,и выставь на просветостаток щепетильный.

Песнь торжествующей любви

Рыданье гудка и рыданье дождя,и мокрое место на месте сознаньяспустя полчаса или год обождя,клин клином из нас вышибают признанья.Сквозь место и время, сквозь поезд и дождь,в вагоне, качаемом скрипом и хрипом,вовсю торжествует любовная дрожь,и горло зажато задавленным криком.Который десяток?.. В котором часу?..

Железом дороги снесенные стрелки,и возраст, как рост, удержать на весув железной назначено переделке.Предмет… Но какой же возможен предмет?Проблема, болячка, вся жизнь и живое.Вот ряд сообщаю предмета примет —от птичьих рулад до животного воя.Подумаешь, тоже Ньютона бином:унесены веком, унесены ветром,хрипят, и кричат, и поют об одном,последним, как первым, несясь километром.

«Дом с разбитыми окнами, что за дела…»

Дом с разбитыми окнами, что за дела,и бутылка внутри на полу стекленеет —я случайно сюда, в этот край забрела,где не видно людей и где сутки длиннее.

Тут запор и засов, там остывшая печь,и фонарь наверху, весь простужен от ветра,кто-то раньше тепло здесь пытался сберечь,да не вышло. И только качается ветка.У крыльца притулившись, застыла метла,инструмент одинокий былого ведьмовства,но и это сгорело в печурке дотла,и от дыма тогда же наплакались вдосталь.Соглядатай невольный, окошко добью,как чужое – свое, а свое – как чужое,если водка осталась, пожалуй, допьюи коленом стекло придавлю, как живое.Дальше: жирная сойка, в траве прошуршав,смотрит глазом загадочным, будто знакома,и хитрит, и петляет, и трещоткой в ушах,и, как ведьма, уводит, уводит от дома.

Бабье лето