Читаем Чиста Английское убийство полностью

Бёрли издали подает сыну знак -- "Есть дело". Тот согласно кивает, выбирается из окружающей его толпы и, бросив через плечо юным Ланкастерам: "Разбирайте свой реквизит, ребята!", удаляется, провожаемый ненавистью одних и обожанием других. Присоединяется к отцу, и они отыскивают уединенный апартамент, забитый поломанной мебелью; музыка стихает за притворенной дверью.

-- Интересно, как у них тут с прослушкой... -- шеф загранразведки задумчиво обводит глазами ряд круглых отдушин под потолком.

-- У тебя, похоже, профдеформация, сынок, -- ворчливо откликается Отец-основатель "Интеллигентной службы", устраиваясь в скрипнувшем кресле с отломанным подлокотником. -- Ее Величество до крайности любопытна, это едва ли не основная ее черта -- но эту кладовку мы всё же отыскали сами... Присаживайся -- в ногах правды нет.

-- Ее, как известно, нет и выше... Так что у нас нынче плохого, папа? Архиепископ с Графом отыскали-таки тот ход, какого мы опасались?

-- Архиепископ отыскал. Граф съехал с базара и, похоже, больше не игрок -- но нам от этого не сильно легче...

-- То есть Драматург попал конкретно?

-- Увы. Они исхитрились подверстать его к "заговору Чолмли" -- а это уже центральный террор, не какие-то вшивые богохульства. "Слово и Дело Государево", вполне убедительный повод залучить его в подвал к Бэкону... А что, кстати, Драматург может разболтать в том подвале -- по нашей части?

-- Из по-настоящему опасного -- только, пожалуй, Шотландский узел... -- при этих словах Сесил непроизвольно бросает взгляд на отдушины под потолком. -- Он был задействован там лишь краешком, но давать даже такие кусочки пазла в руки Графу, разумеется, нельзя.

-- В тех доносах, -- кивает Бёрли, -- мелькнула формулировочка: "Рот этого опасного человека следует заткнуть". Ее Величество пришла к такому же мнению, и сроку дала -- неделю, до 1 июня. Такие дела.

-- Ах, вот даже как... -- (недолгая, но звенящая пауза). -- И решение Ее Величества окончательно? Она ж, вроде, была к нему неравнодушна, как к драматургу... и с маленькой буквы, и с большой -- если так можно выразиться...

-- Ее Величество сказала, дословно, вот что: "Почему от вашего оперативника Марло столько шума?" И -- "Сделайте уже, чтоб стало тихо", конец цитаты... Она ведь сейчас просчитывает расклады между Морскими и Сухопутными, между Витгифтом и Цербером -- а тут путается под ногами какой-то Драматург... или пусть даже -- "драматург с маленькой буквы", как ты изящно ввернул.

-- Так значит -- "Сделайте уже, чтоб стало тихо", а всё прочее -- вроде как на мое усмотрение и под мою ответственность?

-- Браво! Ты уже большой мальчик, Боб, и самое время выбирать: в политике ты либо исполнитель -- этих используют и выбрасывают, по мере надобности, либо -- действующее лицо. И тогда бесполезно всматриваться в строчки и даже междустрочия приказа -- тебе необходимо понять, чего на самом деле желает Ее Величество, возможно даже втайне от себя самой... Но -- горе неугадавшему!

-- Да уж, -- хмыкает Сесил, -- я наслышан, что Ее Величество, отчитывая проштрафившихся, мастерски оперирует большими и малыми морскими загибами...

-- Это-то чепуха, -- отмахивается первый министр. -- Под те морские загибы я за свою придворную карьеру попадал дюжину раз -- дело житейское. А вот в настоящем гневе я видел Бесс дважды в жизни. Когда она говорит с тобой тихим-тихим, ровным-ровным голосом -- и можешь мне поверить: это страшно до обморока... Так что при промахе -- не больно-то рассчитывай отделаться морскими загибами, сынок.

-- Я рассчитываю угадать и победить, папа. А если приступать к делу со взвешивания разных вариантов проигрыша -- так лучше вообще не садиться за игру! -- Роберт встает, нахально нарушая обе субординации -- и служебную, и семейную. -- Ну что, пошли наружу, а то люди Графа, небось, уже голову сломали -- куда мы подевались и о чем шушукаемся?


Сцена 3


Поули входит в полутемный вестибюль, где путь ему сразу преграждает юный атлет в явно непривычном ему гражданском: "Сюда нельзя, сэр!" Рядом, однако, мгновенно возникает второй охранник, старшой, и, небрежно отстранив младшенького, лихо козыряет вошедшему:

-- С прибытием, сэр! Рады видеть вас дома!

Поули крепко жмет руку старшому:

-- Встречно рад, Джон! Ты, как всегда, на посту -- есть всё таки в этом чертовом мире вечные ценности

! -- (кивает в сторону младшенького) -- Растишь себе смену?

-- Из него будет толк, сэр!

-- Не сомневаюсь: отличная выйдет кариатида...

Охранники провожают взглядами удаляющегося по коридору Поули:

-- Кто это, дядя Джон?

-- О! Это живая легенда Службы: "Человек, решающий проблемы".

Понизу возникает бегущая строка: "Штаб-квартира загранразведки "МИ-6", Лондон, восточная оконечность Стрэнда; 27 мая 1593 года".

Перейти на страницу:

Похожие книги

ОТКРЫТОСТЬ БЕЗДНЕ. ВСТРЕЧИ С ДОСТОЕВСКИМ
ОТКРЫТОСТЬ БЕЗДНЕ. ВСТРЕЧИ С ДОСТОЕВСКИМ

Творчество Достоевского постигается в свете его исповедания веры: «Если бы как-нибудь оказалось... что Христос вне истины и истина вне Христа, то я предпочел бы остаться с Христом вне истины...» (вне любой философской и религиозной идеи, вне любого мировоззрения). Автор исследует, как этот внутренний свет пробивается сквозь «точки безумия» героя Достоевского, в колебаниях между «идеалом Мадонны» и «идеалом содомским», – и пытается понять внутренний строй единого ненаписанного романа («Жития великого грешника»), отражением которого были пять написанных великих романов, начиная с «Преступления и наказания». Полемические гиперболы Достоевского связываются со становлением его стиля. Прослеживается, как вспышки ксенофобии снимаются в порывах к всемирной отзывчивости, к планете без ненависти («Сон смешного человека»). Творчество Достоевского постигается в свете его исповедания веры: «Если бы как-нибудь оказалось... что Христос вне истины и истина вне Христа, то я предпочел бы остаться с Христом вне истины...» (вне любой философской и религиозной идеи, вне любого мировоззрения). Автор исследует, как этот внутренний свет пробивается сквозь «точки безумия» героя Достоевского, в колебаниях между «идеалом Мадонны» и «идеалом содомским», – и пытается понять внутренний строй единого ненаписанного романа («Жития великого грешника»), отражением которого были пять написанных великих романов, начиная с «Преступления и наказания». Полемические гиперболы Достоевского связываются со становлением его стиля. Прослеживается, как вспышки ксенофобии снимаются в порывах к всемирной отзывчивости, к планете без ненависти («Сон смешного человека»). Творчество Достоевского постигается в свете его исповедания веры: «Если бы как-нибудь оказалось... что Христос вне истины и истина вне Христа, то я предпочел бы остаться с Христом вне истины...» (вне любой философской и религиозной идеи, вне любого мировоззрения). Автор исследует, как этот внутренний свет пробивается сквозь «точки безумия» героя Достоевского, в колебаниях между «идеалом Мадонны» и «идеалом содомским», – и пытается понять внутренний строй единого ненаписанного романа («Жития великого грешника»), отражением которого были пять написанных великих романов, начиная с «Преступления и наказания». Полемические гиперболы Достоевского связываются со становлением его стиля. Прослеживается, как вспышки ксенофобии снимаются в порывах к всемирной отзывчивости, к планете без ненависти («Сон смешного человека»).

Григорий Померанц , Григорий Соломонович Померанц

Критика / Философия / Религиоведение / Образование и наука / Документальное