Чистильщик

– Сам! – рыкнул Гюнтер прежде, чем успели окончательно свиться полдюжины плетений, ибо безучастно смотреть на этакое безобразие никто не собирался.

Ингрид распустила нити – сам так сам. Еще через полминуты на полу лежало два тела. Гюнтер провел пальцами по щеке – целительное плетение остановило кровь и стянуло края раны. Шрамы украшают мужчину, но в гвардии не станут держать человека с испорченным лицом.

– Посылай за стражей, – сказал он трактирщику. – И принеси перо и пергамент, вдове я сам напишу.

Снова заскрежетали по полу столы, притихшая было таверна зашумела, возвращаясь к привычной жизни.

– Может, лично родственницу обрадуешь? – хмыкнула Гудрун. – А то потом ей две недели ни к кому нельзя будет выйти, траур.

– Нет, и без того уже мести языком начали. – Гюнтер поморщился. – Узнаю, кто Косматому такую глупость нашептал, – собственноручно прибью.

Ингрид сказала бы, что покойный был достаточно глуп, чтобы и самому придумать. Но, в конце концов, это не ее дело.

17

Эрик хотел бы оглядеться, понять, что там с Фроди, но тот, со шрамом, уже снова плел, и опять времени хватало лишь рвать чужие нити, но не атаковать.

– В прошлый раз ты сиганул в окно с третьего этажа… – просипел Фроди. – Сейчас впятером на одного. Что дальше, трус?

– «Дальше» для тебя не будет.

Пока он тут играет в кошки-мышки с одним, остальные четверо убьют Фроди. А потом и его, Эрика, чтобы не лез в чужую драку. Он отмахнулся от очередного плетения и все же успел оглядеться. Двое телохранителей обездвижили Фроди, перехватывая друг за другом разорванные им нити и блокируя его плетения. А тот, в золоте, и третий телохранитель начали плести свои.

Эрик выругался бы в три этажа, но и на это не было времени. Сперва вода в легких, то, что сотворил тогда Альмод, и сразу следом – вытянуть все тепло, замораживая: лед разорвет нежнейшую живую ткань так, что ни один целитель не восстановит, можно даже не добивать. Даже если и сумеет разорвать – все равно помрет, в лучшем случае на всю жизнь останется беспомощным калекой, задыхающимся от малейшего движения.

А можно и добить. К примеру, шарахнуть об стену, мышцы и кости прогнутся, поддаваясь, ледышка, в которую превратятся внутренности, – нет. Быстрее, чем сжечь. Хуже? А кому довелось сравнить? Он рванул нити, готовые вот-вот забрать тепло из тела Фроди, и понял, что перехватить нацеленное на себя плетение не успевает, если только не…

Рукоять клинка легла в ладонь. Мир привычно потускнел, потеряв разноцветье перевитых нитей. Изумленный возглас – кого из пятерых? Не важно. Эрик рванулся к ближайшему – еще один изумленный вскрик: противник потянулся к мечу слишком поздно, понадеявшись на плетения, и клинок ушел в его живот до середины. Фроди вырвался, успел зарубить того, в золоте. Двое кинулись на него, третий, со шрамом, ухмыльнувшись, шагнул к Эрику.

Он едва успел отдернуть голову, чтобы не получить мечом в лицо, а дальше получалось только блокировать удар за ударом и молиться, но на молитвы времени не осталось совсем. Слишком уж шустр оказался этот меченый. Плечо обожгла боль, рукав противно прилип к телу, мешая двигаться и без того ослабевшей руке. Увернуться от очередного удара удалось буквально чудом, второго чуда не будет.

Фроди, уже успокоивший своих и не особо заморачиваясь благородством поединка, просто ударил меченого чужака в спину и, пока Эрик лупал глазами и хватал воздух, точно выброшенная на берег рыба, вернулся к недобитку, который скорчился на мостовой, держась за живот.

– Кто сказал твоему господину про меня?

– Не знаю. Правда, не знаю!

Видеть в деле плетение, контролирующее разум, Эрику до сих пор не доводилось. С лица лежащего ушел страх.

– Кто?

– Не знаю.

Хрустнул под мечом позвоночник, тело затихло.

– Цел?

Эрик кивнул. Огляделся, ища что-нибудь, чем вытереть клинок, прежде чем убрать. Пожалуй, плащ этого сойдет…

Меч вернулся в ножны. Мир снова обрел цвет. Эрик услышал разноголосый гомон, вдохнул запахи крови и дерьма из свежевспоротых кишок. Желудок подкатил к горлу, и он успел порадоваться, что с утра не ел. Фроди оказался рядом, взял за плечо:

– Цел он, как же…

Эрик стиснул зубы, дожидаясь, пока плетение стянет рану.

– Все, – сказал Фроди. Легонько встряхнул. – Все кончилось. Мы живы, они – нет.

Эрик снова кивнул. И еще раз. Они живы. Эти – нет.

– Хлебнешь?

Он мотнул головой. Все кончилось.

Фроди за руку, будто маленького, повлек его в лавку. Усадил на подпаленный табурет.

– Теперь точно цел? Ничего больше?..

Не дожидаясь ответа, прошелся диагностическим плетением.

– Все хорошо… – выдавил Эрик. – Просто…

– Понятно. Отдышись пока. После первой смерти всех трясет. Я, помнится… – Фроди махнул рукой.

Эрик тупо кивнул. Хорошо, что всех трясет, не так стыдно. Плохо, что заметно.

Фроди шагнул к прилавку, за шиворот вытащил спрятавшегося там лавочника:

– Кому ты рассказывал про меня?!

– Господин, милости!.. – полузадушенно просипел тот. – Все, что я говорил покупателям, – это что даже чистильщики не гнушаются моим товаром. Клянусь!

Свилось плетение, лицо лавочника стало безразличным.