Чистильщик(СИ)

- Пётр Евгеньевич Сотник, сорок шесть лет. Закончил Высшее Военное Училище имени Баумана с отличием. Затем служба на Дальнем Востоке, в горячих точках - Алжир, Намибия, Сирия, Афганистан. Служил в составе спецподразделений "Смерч", "Караван", "Гамма". Владеет всеми видами холодного и огнестрельного оружия, боевыми единоборствами. В Афганистане был в плену, бежал. Позже работал в Китае при военном представительстве, в качестве кого - нами не установлено. Комиссован по ранению. Вернувшись в Москву в 20...году, стал пить, вёл разгульный образ жизни. Убит в пьяной драке в ресторане "Везувий" в 20...году. Кто бы мог подумать, а, Михаил Петрович?

Петрович молча курил, глядя на лампу и пуская струйки дыма.

- Липу шьёте, начальник.

- Всё это так бы и осталось законченной историей, если бы не одно "но", Пётр Евгеньевич. Тест на ДНК, который каким-то чудом обнаружился в архивах ФСБ. Ваш тест здесь мы провели во время медосмотра месяц тому назад. Они совпадают.

Глаза Петровича превратились в две узкие щелки.

- Ну и что? Что это меняет? Мне сидеть тут ещё четвертак - это к слову вам, ребята.

- Нет, не четвертак. Завтра вы будете на свободе.

- Это как?

Тот, что говорил, подошёл к Ситникову и что-то шепнул ему. Что именно - Петрович не расслышал.

- Сегодня вы попроситесь в ночную смену. Вам разрешат. Около пяти утра у второго склада будет стоять машина с мусором. Опилки, стружка. Зароетесь, накроетесь брезентом. На КПП обычной проверки не будет. На пятом километре пересядете в джип с нашими людьми, они доставят вас на аэродром.

- Зачем?

- Инструкции получите в Москве. Жить будете в гостинице, в одной из лучших. Деньги, питание, лучшая одежда - всё это вам будет предоставлено.

Петрович покрутил головой.

- А если я откажусь?

- Ну, тогда вряд ли вы доживёте до следующего воскресенья. Вот, и Грач не дожил.

- Умеете уговаривать, сукины дети. "На святое дело идём - товарища выручать".

- Что?

- Да нет, это я так. Там, у Ивана Ильича в столе, коньяк был. Если не трудно, плесните в рюмку.

Ситников достал бутылку, налил полстакана. Петрович выпил залпом.

- Ну, с богом тогда!

...Ещё до рассвета с запасного аэродрома поднялся десантный АН-12 и взял курс на Москву.

Петрович сидел на куче брезента и думал.

Обыграть этих благодетелей пока не получалось. Как только он вылез из-под мусора, на него надели браслеты двое крепких парней. Сейчас они сидели напротив и не спускали с него глаз.

Мир катился к чёрту.

Не осталось морали, её заменили пачки денег - капуста, котлеты, башли, бабки, лавэ, баксы... Над нравственностью смеялись, даже в словарях путали определения. Честь выражалась в количестве нулей суммы, а любовь давно продавалась, и не очень дорого.

"Настоящее оружие хранится не в арсеналах безмозглых военных, а в моих банках" - сказал Яков Ротшильд. А Гейне добавил: "Деньги - это бог нашего времени, а Ротшильд - его пророк".

Жертва бога-сына оказалась напрасной. Мир повернулся в своём движении на 180 градусов, назад, и эволюция сменилась инволюцией. За деньги или за их эквивалент можно было продавать и покупать всё, что угодно. Материнскую любовь, дружбу, браки и разводы, здоровье и саму жизнь.

Душу.

Москва встретила Сотника мелким дождём и километровыми пробками. Его везли через Садовое Кольцо, почти к центру. В районе Фрунзенского выехали на набережную - Москва-река была покрыта рябью, ветер рвал перетяги. К гостинице подъехали уже в сумерках.

Сопровождающий сказал, что инструкции он получит утром, и пожелал спокойного отдыха.

Номер действительно был шикарный.

"Ну хоть что-то с них взять", - подумал Сотник.

Он хотел уже заснуть, но явилась горничная.

5.

Есть системы с тремя, четырьмя и более степенями свободы. Говоря о свободе в социальном смысле, мы подразумеваем реализацию неких декларируемых прав. Говоря о свободе в духовном смысле, мы подразумеваем степень развития интеллекта.

Нельзя, видимо, говорить о свободе вообще, о какой-то тотальной свободе, ибо эти смыслы не связаны между собой качественно.

Не об этом ли говорил Аренский, когда писал о преображении человека разумного в человека совершенного?

Человек для человека всегда останется богоподобной загадкой. Ибо как можно возлюбить самого себя, тщетно стремящегося к совершенству?

В каком-то смысле женщина - человек в меньшей степени. Правы были древние теософы. Как социальный тип, она не обременяет своё сознание моральными нормами, нравственными барьерами, если это сопряжено с достижением некоей цели. Это происходит на инстинктивном уровне, то есть женщина руководствуется не разумом, а инстинктом сохранения вида. В этом она и мудрее мужчины.

Она может предать, солгать, совершить клятвопреступление... При этом она не считает эти действия чем-то антисоциальным. Это для неё так же естественно, как пить, есть, дышать. Мужчина же, даже самый отвязный, всегда ограничен некими писанными и неписанными законами.