Вопрос этот не такой простой, как может показаться. Ибо что есть подлинная свобода? Свобода от социальных рамок, или свобода от инстинктов? И то, и другое ограничивает. И то, и другое отдаёт приказы сознанию, стискивая его вполне определёнными ограничениями.
*
Эта сука бросила его.
Ещё в самолёте у Микеля начался очередной приступ. Видимо, последний - кровь пошла горлом. В берлинском аэропорту его погрузили в "Ambulance" и увезли в клинику Фрайбург.
Рак лёгкого и гортани предполагал либо длительное лечение, либо рискованную операцию. Микель выбрал второе.
Пока делались многочисленные анализы, Маара неотлучно находилась рядом с ним, в клинике - деньги позволяли это. Когда миновал послеоперационный период, она переехала в гостиницу.
Через две недели его состояние внезапно ухудшилось. Его перевели в интенсивную терапию, и Маара перестала отвечать на звонки.
Он догадывался по каким-то косвенным признакам, что она снова стала пить. Таскалась по дорогим ресторанам и прочее. Через месяц начались ответы, что абонент недоступен, а потом и вовсе - что такой номер не существует.
Терапия и деньги сделали своё дело, и он выписался из "Фрайнбург", когда на улицах Берлина уже вовсю господствовала весна.
На проспекте Роз он сунул карточку в первый попавшийся банкомат и получил предупреждение на экране, что "ваш счёт заблокирован". Вторая карточка дала тот же результат.
Выругавшись, он отправился в гостиницу в надежде хоть что-то разузнать. Номер, в котором она жила, оказался зарегистрированным на двоих. Он поднялся в лифте на третий этаж и открыл дверь в номер.
На столе, на видном месте, он заметил клочок бумаги со словами: "Не ищи. Может быть, я сама тебя найду". Клочок был придавлен пачкой стодолларовых купюр.
И всё.
Стерва бросила его, прихватив деньги со всех счетов.
Он вышел на улицу - платить за дорогой номер он не собирался и не мог, надо было найти ночлежку подешевле. Будущее рисовалось в мрачных тонах.
В двух кварталах от клиники нашлась недорогая гостиница, и на первое время Петровский решил обосноваться там. Но воспользоваться гостеприимством её персонала не пришлось - вечером пришла смс с неизвестного номера: "Возвращайся в Варшаву и жди".
Петровский вернулся в ту гостиницу, где был номер Маары и сунул сто баксов портье.
Курил и думал, пока тот рассказывал ему про тех мужиков, что заезжали за ней по вечерам на шикарных тачках, в то время как Микель валялся на больничной койке.
Но надежда оставалась.
Ночью он вылетел в Варшаву.
...В Варшаве через месяц от пачки денег осталась половина. Он нашёл дешёвый и недурной бар рядом с частным кварталом на окраине Варшавы. Там хорошо готовили венгерский гуляш и подавали холодную водку. Польская водка - самая лучшая, в этом Микель быстро убедился.
Денег теперь даже на обратный билет не хватило бы. Он снимал дешёвую комнатушку у вдовушки, которая каждый день надеялась, что Микель с ней отужинает в её опрятной спаленке, но он каждый раз отказывался.
Ссылался на работу по вечерам.
Которой не было.
Кабачок назывался "Выборово Лучне".
Накануне с Петровским неожиданно связался старый приятель, американец с жутко американским именем - Паркер Смит. Они вместе работали на Гаити, тогда Микель служил в ограниченном контингенте. Паркер нашёл его в социальной сети по неосторожности самого Петровского, выложившего свою старую фотку тех времён. В надежде, что...
Впрочем, он уже ни на что не надеялся.
...В пивном зале посетителей почти не было. Какая-то парочка, трое юнцов и пара местных завсегдатаев-пенсионеров. Микель заказал пиво, ужин и пару пачек дешёвых сигарет. Курить он начал сразу после выписки.
Всё это можно было заказать прямо у стойки, но ему не нравился бармен. Рыжий, с белыми бровями, тонким ртом и бегающими глазками, бармен одевался как попугай. Особенно Микеля раздражала его жёлтая бабочка, надетая на голую бычью шею. Вероятно что бармен отвечал Петровскому взаимностью - как только тот входил, он злобно зыркал и цедил что-то на своём торгашеском языке.
Микель уже выпил кружку "Туборга", когда в зал вошли двое.
Одного он узнал сразу - это был Августо, когда-то он работал у дона Лучиано мелким гориллой. У второго, незнакомого, была физиономия немецкого бюргера. Как говорил русский писатель Соловьёв, "не отмеченная печатью мудрости и благочестия".
Бежать и отступать было некуда. Августо молча бросил шляпу на столик, за которым сидел Микель, и сел на свободный стул. Шляпа своим краем угодила в тарелку с ужином.
Бюргер встал за его спиной, держа одну руку в кармане плаща.
Микель не выразил никаких эмоций. Он отхлебнул пиво из кружки и достал сигарету.
Августо изучал его, и через пару минут, наконец, заговорил.
- Микель, а где деньги?
- Какие деньги, Августо?
Августо усмехнулся.
- Мы сейчас заберём тебя из этой тошниловки, не возражаешь?
- Куда?
- Тут недалеко. Сам понимаешь, нехорошо будет, если мы забрызгаем тут весь пол кровью.
Бармен перестал протирать стаканы и с интересом смотрел на посетителей.
- У меня нет денег. Они у Маары. Если не веришь, то вот тебе обе карточки. Введёшь код и сам увидишь.