Чисто царское убийство

– Нет, никогда. Я бы не забыл. Я неплохо запоминаю красивых женщин, а она была очень хороша собой.

– Ты бы узнал ее, если бы встретил снова?

– Да, конечно!

– Хорошо. Тогда давай вернемся к именам, которые ты уже называл. Значит, ты говорил, что извести государя мог князь Петр Голицын?

– Да, я так полагаю. – Бассевич энергично кивнул. – Он и Долгоруковы могли бы тогда возвести на престол мальчика, которому всего одиннадцать лет, внука императора. Но я хочу сказать вам другое. Мне известно, кого император Петр на самом деле хотел видеть своим наследником!

– Вот как? – удивился Углов. – И кого же?

– Свою дочь, конечно! Анну Петровну! Сейчас я вам расскажу, как было дело. – Советник герцога Голштинского уселся поудобнее, устремил на следователей взгляд своих больших черных глаз и принялся повествовать: – Это было двадцать шестого числа. До того государь более суток был без сознания и не говорил. А тут он внезапно пришел в себя. Было видно, что он хотел что-то сказать. Наконец Петр справился со своей слабостью и произнес: «Отдайте всё…» Очевидно, он имел в виду свою императорскую власть. Но царь не сказал, кому именно он хотел ее отдать. Силы оставили его. Однако мы не расходились, по-прежнему стояли рядом с его кроватью. Вскоре государь вновь открыл глаза и повелел, чтобы к нему привели Анну Петровну, его старшую дочь. Послали за царевной, она вскоре пришла. Но к этому времени болезнь опять овладела государем. Он не открывал глаз до самой смерти. Однако совершенно очевидно, что император имел твердое намерение передать власть Анне Петровне.

– Все это вранье самой чистой воды! – внезапно громко произнес Ваня.

Обычно он высказывал свои заключения, основанные на его особом даре, негромко, скорее в виде предположений, а не утверждений. Но теперь был другой случай. Молодой живописец выпрямился в кресле и с гневом смотрел на председателя тайного совета Голштинии.

– Ты чего, Ваня? – удивился Углов. – Почему ты считаешь, что он врет?

– Потому что вижу! – так же твердо продолжал юноша. – Он всю эту историю придумал, с начала до конца. И слова «Отдайте всё», и про Анну тоже. Понятно, зачем ему это понадобилось. Если бы Анна Петровна стала русской императрицей, то Карл-Фридрих, за которого она собирается замуж, сделался бы императором, а сам Бассевич – главой русского правительства. Только не получилось. И не выйдет, потому что вранье!

– Молодой господин ошибается, – попытался оправдаться Бассевич.

– Нет, Ваня никогда не ошибается, – заверил его Углов. – Значит, ты решил нам байку скормить? Лапшу на уши вешаешь? Пургу гонишь? Да ты знаешь, что я с тобой за таковые сказки сделать могу?!

На лице советника вновь, второй раз за время допроса, отразился ужас. Он в страхе схватился за свои уши, весьма, надо сказать, крупные и оттопыренные.

– Что есть лапша? – вскричал он. – Что есть пурга? Я не вешаю, не гоню, только рассказываю, что могло бы произойти у постели императора. Такая трогательная история!.. Считайте, что я пошутил.

– Так ты с нами еще и шутки шутишь?! – прорычал Углов и грозно нахмурился.

Лицо Дружинина в этот момент выглядело еще более страшным, потому что все оно было перекошено от едва сдерживаемого смеха.

– Да знаешь ли ты, что я за таковые шутки с государевыми посланцами с тобой сделать могу?!

– Не знаю, но догадываюсь, – отвечал Бассевич. – Не надо со мной ничего такого делать. Да, я виноват, ошибся, но заглажу!.. Я сообщу вам совершенно достоверные сведения, которых еще никто не знает! Это касается Вены, императора Карла. Год назад я проезжал Баден и во дворце тамошнего герцога встретил одного странного человека. Он называет себя граф Сен-Жермен, хотя никто не знает, как его зовут на самом деле. Сей господин сам подошел ко мне, представился, мы разговорились. Он заявил, что является доверенным лицом императора Карла Шестого. Между двумя бокалами старого мозельского Сен-Жермен рассказал мне о секретном поручении, полученном им от императора. Граф заявил, что Карл, разгневанный казнью своего внука царевича Алексея, а также озабоченный переговорами Петра с турецким султаном, решил погубить русского царя. Он повелел сделать это графу, известному своей ловкостью. «Я слышал, ваш патрон, герцог Голштинский, хочет породниться с царем Петром, – сказал мне Сен-Жермен. – В таком случае ему надо поторопиться. Не пройдет и года, как русский великан отправится в страну теней». Я был крайне поражен его рассказом и спросил, не боится ли он сообщать мне сведения, столь компрометирующие его. На что граф ответил, что бояться ему совершенно нечего. «В этом зале я не вижу никого, кому вы могли бы передать то, что услышали от меня, – сказал Сен-Жермен. – А как только вы выйдете отсюда, сразу все забудете. Зачем же я в таком случае это вам рассказал, спросите вы? Я отвечу: чтобы лишний раз проверить свою власть, а также от скуки». Ведь он оказался прав! Едва я вышел из дворца, как совершенно забыл об этом странном разговоре и вспомнил о нем лишь теперь, после ваших угрожающих слов про русскую лапшу и ужасную пургу.