Чистое золото

- Плохо себя чувствую, - почему-то шопотом сказала Сабурова. Она привыкла стесняться своих недомоганий и, заболев, всегда чувствовала себя виноватой. - Надо будет Дубинскому показаться.

Петр Петрович помолчал, пожевал губами.

- У меня ведь новость неприятная есть. Сижу и не знаю, как начать.

- Что такое?

- Да видите ли, та методистка, что к нам приезжала, докладную записку подала по вопросу об оценках в нашей школе. Помните на экзамене случай с сочинением Пасынкова?

- Знаю я об этом, - устало ответила Надежда Георгиевна. - Пустяки! Правильность своего метода я всегда сумею доказать. А вы что, придаете этому большое значение?

- Придаю, - сердито ответил Петр Петрович, выбивая пепел из трубки прямо на ковер. - Мне, знаете, не раз в жизни приходилось видеть, как легко глупцам разрушить хорошо налаженное дело.

- Глупцы, как вы говорите, а вернее - те, что умеют ко всему подходить только формально и трусят всякой самостоятельной мысли, живут среди настоящих советских людей, которые не дадут им взять верх. Мы не беззащитны.

- Ну, будем надеяться, - пробормотал Петр Петрович.

Глава одиннадцатая

Общее собрание было назначено на шесть часов вечера в воскресенье.

И потому, что разговоры о собрании велись давно, а оно все откладывалось, и потому, что собирались не в урочное время, все понимали, что разговор будет серьезный.

- Новые обязательства люди хотят взять, а прииск золотом беднеет, - сказал старый Таштыпаев, читая объявление оносительно собрания, - об этом речь и будет.

- Надо думать, дядя Вася, ты с готовым предложением придешь? Расскажешь руководству, за что браться? - невинно спросил Кенка Савельев.

Таштыпаев чуть скосил глаза на парня:

- Ладно, ты! Сами бы маленько мозгами раскинули!

…В день собрания Тоня была у Павла. Она вернула ему работы, проверенные Новиковой. Хотя Заварухин не был школьником и ему не полагалось ставить отметок, Татьяна Борисовна не удержалась и вывела в конце каждого сочинения по жирной пятерке.

Павел задумчиво расхаживал по комнате. Сегодня он был особенно молчалив.

- Ты чем-то озабочен, Паша? - спросила Тоня.

- Как тебе сказать… - начал он и вдруг круто остановился перед Тоней. - Ты ничего не знаешь, а я ведь давно уже большую работу веду…

- Работу? Какую же?

- Не скажу. - Он подзадоривающе улыбнулся: - Охота сказать, да боюсь. Вдруг не выйдет ничего! Ну, да сегодня все узнаешь.

- Сегодня? Но я ведь скоро на собрание ухожу.

- Узнаешь, - повторил Павел. - Я тебе говорю - узнаешь. А пока не спрашивай.

И Тоня не стала спрашивать, хотя была сильно заинтересована. Она слушала, как Павел рассказывал о публицистике Горького, и потом, простившись с ним, ушла. А у него при прощанье было лукавое и взволнованное лицо.

«Что бы это значило?» - раздумывала дорогой Тоня.

Времени до начала собрания оставалось много, и она пошла к поселку через горы. День был чистый и теплый. Природа, уже готовая уснуть, еще ясно улыбалась людям.

Крупно шагая по сухим комкам травы, Тоня поднялась довольно высоко и глянула вниз. Прямо перед ней лежал вспаханный участок правильной овальной формы. Отсюда, сверху, он казался озером, полным мрачной воды, похожей на кусок гладкого темного стекла. Участок окружали тонкие деревца с тянущимися прямо вверх голыми ветвями, и было странно, что они не отражаются в пашне.

Скупые, благородные краски осенней земли! Такой же вспаханный участок рядом был покрыт редкой зеленцой, дальше рыжие склоны обрыва уходили в темнокоричневую впадину, а с другой стороны низвергались почти лиловые тяжелые складки горы, подернутые сединою мхов. Низко у горизонта висело большое облако, точно грузная розовая рыба в серебряном море.

В светлом пылании заката грубее и выпуклее обозначился неуклюжий могильный камень. Тоня знала, что здесь погребен вождь племени, жившего в крае много веков назад. Археологи долго бились над расшифровкой надписи, полустертой временем. Знаменитый исследователь Сибири Николай Михайлович Ядринцев первым нашел ключ к разгадке. Надпись гласила:

«Я разлучен с родом орла, живущим на земле. С храбрым народом моим и десятью тысячами моих коней пребывать не могу. Имя мое…»

Тоня забыла имя погребенного героя. В следующих строках он приказывал своему народу хранить память о нем.

Нет, память не сохранилась. Зачем людям, не мечом, а трудом завоевавшим эти горы, помнить древнего правителя? Конечно, он владел огромными стадами, косяками легконогих коней, оружие его было украшено рубинами и пил он из золотой чаши. Толпы голодных рабов днем и ночью умножали его богатство. О чем же помнить? Кому он сделал добро? Пусть ученые не забывают это имя, для них оно звучит, как дальний ветер прошедшего, а люди, что живут и трудятся здесь, иные имена завещают своим внукам.

Стоя у старого камня, Тоня попробовала представить себе, как будет говорить на собрании. Она откашлялась и сказала: «Товарищи, я хочу напомнить…» - и тут же засмеялась. Неудачная репетиция! Здесь, в горах, голос ее кажется слабым, и засыпающая природа не внемлет ему.