- В общем довольна, - ответила Сабурова, начиная говорить медленно. Эта особенность появлялась в ее речи, когда разговор шел о чем-то волнующем старую учительницу. - Много опытных, умелых педагогов, есть очень хорошая молодежь… Но кое-что меня и огорчило. Боюсь, что для некоторых преподавателей ученики порою являются только объектом для отметок, а не людьми с присущими им чертами характера, образом жизни… Случается, что хороший ученик начинает отставать, и педагог отзывается на это лишь снижением отметки. Не знает - двойка! А чем двойка вызвана, неизвестно. Я стою за то, чтобы учитель разбирался в каждом отдельном случае. Тут и на дом к школьнику надо сходить и с родителями побеседовать, добиться истинной причины отставания.
- Вы сами уроков не давали?
- Нет. - Сабурова задумалась. - Однажды, несколько лет назад совершила я ошибку. Дала урок в школе, которую обследовала… Хотела показать молоденькой учительнице, как надо преподавать, и испортила ей все дело. Ребята стали сравнивать, и сравнение получилось не в ее пользу. Я тогда горько каялась. Заслуги никакой не было в том, что я, работающая всю жизнь, провела урок лучше начинающей, а доверие к ней подорвала и, может быть, дальнейший рост надолго затормозила.
Надежда Георгиевна села и, внимательно взглянув на Новикову, спросила:
- Ну, а у тебя тут как? Все благополучно?
- Да не совсем…
Оглядываясь на Петра Петровича и стараясь говорить тише, Татьяна Борисовна рассказала историю с Черных.
- Что Славу заставили признаться товарищи, а не ты, по-моему неплохо, - сказала спокойно Сабурова. - Пусть знает, что живет в таком коллективе, который ему нечестных поступков не простит. Лена девочка добродушная, веселая, никакого горького осадка у нее не останется, тем более что дело было тут же исправлено. А вот ты-то почему спешишь в подобных случаях?
- Не знаю… Я, как говорят, «запарилась» в этот день. Раздражена была.
- Настроение? - делая упор на этом слове, сказала Сабурова. - Пора нам договориться, Таня, что настроения твои к работе никакого отношения иметь не должны.
- Но как же быть, Надежда Георгиевна? Я ведь стараюсь. Но разве учитель - не человек? Не может ему быть грустно или весело?
- Может, безусловно. Но и в грусти и в веселье он должен оставаться учителем.
- Что же он, актер, что ли?
- Нет, конечно, но как актер не смеет вносить свои личные настроения в исполняемую роль, так и учитель не должен примешивать их к делу. Имей в виду, что если учитель всегда ровен и спокоен, это создает спокойную обстановку в классе, под влиянием примера и ученики подтягиваются. Мне вот в первые годы революции пришлось работать с беспризорниками. Отчаянный был народ. И знаешь, чем я их победила? Только спокойствием. Они вели себя так, что ты, наверно, стала бы плакать, бросать в них тяжелыми предметами, вообще потеряла бы контроль над собой. Я помню, какой похвалой прозвучали для меня слова одного парнишки: «А вы, видать, не нервная!»
- Татьяна Борисовна сама все это прекрасно понимает, - неожиданно подал голос Петр Петрович. - Ведь не маленькая!
- А что еще нужно, чтобы стать хорошим учителем? - спросила Новикова, делая вид, что не слышит замечания.
- Знания, конечно, нужны, любовь к делу и отсутствие каши в голове, - улыбаясь, ответила Сабурова.
- Как это - каши?
- Целеустремленность нужна. Если учитель твердо знает, к чему готовит ребят и как их должен готовить, он иначе ведет работу, чем тот, для которого это только слова.
- Значит, думать, учиться самой надо, - полушутя, полусерьезно сказал Петр Петрович, - а вы вот к докладику по методике второй месяц не можете подготовиться… Занятия политкружка прошлый раз пропустили…
- Да что это, право! - рассердилась Новикова. - Вы всё назло мне говорите, Петр Петрович! Доклад завтра будет готов, а кружок я пропустила потому, что классное собрание было на этот день назначено. Не примеряла же я в это время новое платье перед зеркалом!
- А вдруг бы «настроение» припало именно этим заняться? - подчеркнуто, как Сабурова, спросил завуч.
- Ну нет! это слишком! Если вы обо мне такого мнения, я не понимаю, как вы терпите меня в коллективе! Не хочу я больше слушать вашу воркотню и ухожу домой!
- Полно, не сердись, Таня. Разве не видишь, что Петр Петрович шутит?
- Знаю, что шутит, но эти шутки мне не нравятся, - уже мягче ответила Новикова. - И потом, я на самом деле спешу: обещала Тоне проверить последние работы Заварухина.
Простившись с Сабуровой и надменно кивнув Петру Петровичу, она ушла.
Завуч поднялся с кресла:
- Вот не думал, что она действительно уйдет! Пойти, может, за ней, пусть не сердится?
- Не ходите, Петр Петрович. Она долго сердиться не будет: понимает ведь, что вы относитесь к ней хорошо. А над тем, что ей сказали, непременно наедине с собой подумает. Эго хорошее свойство у нее есть.
- Пожалуй, - ответил завуч, снова усаживаясь. - Невыдержанная все-таки девушка.
- Будут, будут у нее еще и ошибки и срывы, а все-таки она на верном пути, к работе относится серьезно.
- Хорошо, коли так. Она того… человек неплохой… А вы что-то неважно выглядите. Устали, что ли?