Чистые души. Книга 1 (СИ)

Карина занимает место рядом и они идут вперед. Сперва вдоль катка, потом по площади, к одной из улиц, ведущих вниз. Музыка становится тише, отдаляется, но вдоль проезжей части все так же тянется полоса лампочек, натянутая между столбами.

— Зачем все это делают? Свет, шарики, музыка? — вдруг спрашивает он.

— Конечно для предвкушения, — усмехнулась она. — Предвкушение — самое лучшее в празднике!

— А для чего оно, предвкушение?

— А, так ты один из этих! Кто пишет с гордостью: я выкинул бабушкин хрустальный набор бокалов и фарфоровый сервиз, оставил только блюдце! Из него ест кошка, а я пользуюсь одноразовыми тарелками, яичницу жру со сковороды и ни о чем не жалею?

— Не понимаю тебя!

— Ты из тех, кто не любит праздники, короче говоря, так?

— Я их не понимаю. Зачем они? Почему нужно радоваться в положенный день? Кто вообще может решить, когда радоваться?

— Для того, чтобы радоваться в положенный день, нужно долго к этому готовиться. Мы украшаем пространство вокруг, чтобы знать — скоро праздник. Тогда внутри селится маленькое предвкушение, постепенно оно растет и к нужному моменту ты уже искришься от счастья. Так это и работает.

— А, то есть отнесись к себе, как к саду. Посади внутри чувство и вырасти его к нужному дню.

— Да… именно так. Только я никогда не думала такой вот мыслью.

Музыка стихла позади, они медленно бредут вдоль улицы. С шумом проезжает трамвай, внутри люди. Почему-то ему кажется, что все в трамвае едут с катка и всем очень весело. У Карины перчатки-митенки, без пальцев. Она украдкой дует на них и сует в карман. Семен останавливается у киоска.

— Латте? Капучино?

— Латте, — улыбается она.

Когда он подает кофе, ее улыбка становится еще шире, Карина обхватывает стаканчик обеими руками и смотрит так, будто бесконечно ему рада. Семен невольно улыбается тоже.

Они идут дальше и молчат, и ему хорошо от этого.

— А почему ты не купил и себе? — спохватывается она. На миг по ее лицу пробегает тень. Семену хочется смеяться — она подозревает, что у него нет денег. Он не читает ее мыслей, это запрещено, но они так явно отражаются на ее лице!

— Я не пью кофе.

— Чай?

— Нет.

— Газировка?

— Нет.

— Компот? Томатный сок? Минеральная вода? Коньяк?

— Я выбрал бы коньяк из этого списка.

Карина смеется и вдруг хватает его за руку:

— Стой здесь! Не двигайся!

Она скрывается в магазине и возвращается с бутылкой коньяка через пять минут. Протягивает ему и смеется.

— Как и просили — коньяк. Будешь пить?

— Спасибо!

Он сдирает пробку, раскручивает бутылку и выливает все в горло.

Лицо у нее меняется.

— Что ты сделал? Сядь, тебе же сейчас будет плохо!

Она роется в кармане, вытаскивает жвачку:

— Хоть этим закуси!

Он только улыбается и качает головой:

— Нет, спасибо.

Обходит Карину, замершую на месте и медленно идет вперед. Через несколько мгновений она догоняет его, но идет позади и считает вслух:

— Раз, два, три, четыре…

— Что ты считаешь?

— Мгновения. Ты должен упасть через пять минут, самое позднее.

— Я не упаду. Ни через пять минут, ни через десять.

Она догоняет и заглядывает в лицо. Некоторое время так и идет, потом выпрямляется:

— Невероятно! Ты даже пьяным не выглядишь!

— Я и не пьян.

— Кто ты такой? Ты потомственный алкоголик? — спрашивает она со слабой улыбкой.

Он пожимает плечами:

— Это трудно объяснить, Карина.

Пару мгновений она молчит, а потом объявляет немного обиженным тоном:

— Ну ладно. Пройдемся до конца улицы, вон до того поворота. Если захочешь, расскажешь мне что-то о себе. А если нет, то нет.

— Ты можешь спрашивать о чем угодно, — говорит он, но она цыкает с досадой и молчит.

— Знаешь, надо бы и тебе выпить немного коньяка. Он здорово согревает тело и расслабляет.

Она шагает вперед, будто бы сама по себе.

— Зайдем куда-нибудь, выпить? Карина?

Она поворачивается и по ее лицу и развороту плеч он видит, что она злиться, но в тот момент, когда гневные слова уже готовы сорваться с ее губ, она поскальзывается и падает, раскинув руки. Семен подхватывает ее у самой земли, мягко поднимает, ставит на ноги, но не отпускает, держит за талию. И она не отпускает рук, так и стоит, обхватив его плечи. Он тяжело вздыхает:

— Нет ничего лучше, чем когда ты смотришь мне в глаза. Это самое прекрасное, что со мной было, Карина!

Её губы совсем рядом и он знает, она не отстраниться, если он коснется их, но этого делать нельзя. Он лишь скользит в миллиметре от ее губ и со вздохом отпускает.

— Знаешь что? — выдыхает она. — Пойдем ко мне!

Он мотает головой:

— Мой дом ближе. К тому же я могу угостить тебя коньяком.

Семен протягивает ей руку и она крепко берет ее.

— Идем.

Теперь главное не пропустить момент, когда эмоции схлынут и она начнет думать. Ох уж эти люди! Их эмоции как цветы — такие же яркие и не постоянные! Он ведет ее за собой. Нужно сократить дорогу, на самом деле его дом в другом конце города.

Пока она так задумчива и смотрит больше на него, Семен уводит ее самый темный двор, в темень, и чуть раздвигая пространство, тащит дальше. Так, теперь еще вот в этот переулок, благословен будь тот, кто разбил тут все лампы!

Карина тихо шепчет: