– Если Марианетта не желает вас слушаться, – сказала королева, – возможно, у нее есть на то веские причины. Как бы то ни было, я не позволю вам увезти ее в ваше поместье, где бы оно там ни находилось, – она останется здесь, покуда серебряный ларец моей матушки не окажется в моих руках.
– Королева права, – заговорил наконец граф Роутс. – Мы договорились, что вы, мастер Рэннок, заставите ее рассказать вам, где она спрятала ларец в обмен на ее руку в браке и ее поместья. Однако вы не выполнили вашу часть сделки.
Рэннок Хэмилтон рассмеялся – и его смех прозвучал издевательски.
– Верно, не выполнил, – сказал он, – и выполнять не собираюсь. Ваши обещания, милорд Роутс, имеют не больше ценности, чем кусок дерьма, и мне надоело быть у вас на побегушках.
Внезапно в маленькой комнате стало очень тихо. Морэй и Роутс переглянулись.
Рэннок Хэмилтон качнулся назад, потом вперед и уставился на королеву, как будто она была подавальщицей в кабаке на Хай-стрит.
– Я отыскал тайник, в котором моя жена прятала ваш ларец, мадам, и все сжег – бумаги этого вашего французского колдуна, книжку заметок вашей матери – все! Теперь вы никогда не узнаете…
– Нет!
Королева и я выкрикнули это одновременно. Она, конечно же, хотела сказать: «Нет, вы не могли это сделать, потому что эти бумаги хочу получить я сама». Я же хотела сказать: «Нет, вы не могли этого сделать, потому что не было никакого тайника и никакого ларца».
Я точно знала, почему он измыслил эту ложь. Если королева уверится, что ларца больше нет, она не станет долее удерживать меня при себе. Рэннок Хэмилтон сможет увезти меня в Кинмилл и там, где я буду всецело в его власти, он наконец заставит меня отдать ему ларец, который, как он думает, находится у меня.
Он поймал меня в сеть, сплетенную из моей собственной лжи.
– Этого не может быть, мастер Хэмилтон, – тихо, но с абсолютной уверенностью в голосе сказал Никола де Клерак.
Мой муж осклабился.
– Я своими глазами видел, как все бумаги сгорели, француз.
– Вы лжете, – в отчаянии вымолвила я. – Мадам, он лжет.
– Вы хоть понимаете, как ценны были эти бумаги, глупец? – вопросил Морэй. – Вы хоть представляете, какую ценность они могли иметь для Шотландии, какое влияние на политику Англии и Франции они могли бы нам дать?
– Они принадлежали моей матушке, – проговорила королева. Голос ее дрожал. – У меня осталось так мало вещей моей матушки.
– Вам всего-то надо было дать мне аудиенцию, когда я о ней просил, – сказал Рэннок Хэмилтон. Теперь в его голосе несколько поубавилось самоуверенности и наглости. – Вините в случившемся себя, а не меня, мадам.
– Стало быть, в минуту пьяной злобы, – сказал Роутс, – вы уничтожили все бумаги? Вы уверены, что все?
– Все до единой. И Рэннок Хэмилтон больше не будет послушным орудием в ваших руках. – Он подошел и грубо схватил меня за руку. – Пошли, жена. Кончились твои денечки при королевском дворе.
Есть такое растение – недотрога; оно цветет с начала лета до первых заморозков. У него красивые белые или розовые цветы, на вид вполне безобидные, но оно не зря получило свое название – когда его семена созревают, его семенные коробочки взрываются от малейшего прикосновения.
Так взорвалась и я.
Размахнувшись, я изо всей силы ударила своего мужа. Сейли зарычал и оскалил зубы. Я успела отклониться, и кулак Рэннока Хэмилтона просвистел в полудюйме от моего лица. Дамы завизжали. Никола де Клерак сделал шаг вперед и одним ловким движением так пнул Рэннока Хэмилтона в пах, что тот согнулся в три погибели и свалился на пол.
– Если ты ударишь ее, – проговорил он голосом, не похожим на его обычный голос, – я тебя убью!
«Je t’aime, ma mie…»
– Сьёр Нико, – закричала королева, – перестаньте!
Рэннок Хэмилтон с трудом поднялся на ноги и схватился было за рукоять кинжала, но Нико выхватил свой клинок первым, и тот сверкнул в свете пламени, горящего в камине. Остальные находившиеся в комнате мужчины тотчас кинулись к нему, ибо обнажать оружие в присутствии королевы было тягчайшим преступлением.
– Вы, оба, сейчас же прекратите! – сказала королева. – Брат, прошу вас, посадите сьёра Нико под замок. Мастер Хэмилтон, вы можете удалиться. Заберите с собой свою жену и больше не показывайтесь нам на глаза.
Рэннок Хэмилтон сделал непристойный жест. Нико бросился к нему, все еще держа в руке кинжал; от его взгляда мне стало страшно. Морэй и Роутс схватили его за руки и оттащили прочь.
«Je t’aime, ma mie…»
– Нико, – вымолвила я, – перестань. Теперь уже слишком поздно.
Он попытался было вырваться из рук Морэя и Роутса. Королева поглядела на него в ошеломлении. Мой муж вновь схватил меня за руку, и на этот раз я не стала сопротивляться.
– Сейли, – позвала я, – пойдем.
Сейли послушно пошел за мною, поджав хвост с белым кончиком. Сзади донесся сдавленный голос королевы:
– Позовите стражу, брат. Я желаю, чтобы сьёра Нико сию же минуту посадили под арест. Синьор Дави, допойте песню. Пойте! Пойте все!
Итальянец взял аккорд на своей гитаре и снова запел. Его голос звучал жалко.