– Я согласна, – тут же промолвила королева. Теперь, когда поединок был окончен, она сочла, что не нуждается более в мужской защите, и выскользнула из объятий Дарнли. – Он обнажил клинок в присутствии нашей особы и при свидетелях угрожал нашей жизни. Так что в суде над ним нет нужды.
Я посмотрела на нее и прочитала ее мысли, которые были яснее ясного. Она вспомнила сэра Джона Гордона и как, глядя на его казнь, она лишилась чувств. Вспомнила она и Шастеляра и как он шел на смерть, декламируя Ронсара.
Обе казни состоялись по приказу ее брата-бастарда Джеймса Стюарта, данному от ее имени, нынче же она сама отдаст приказ.
– В суде нет никакой нужды, – повторила она. Несмотря на надетые на ней камзол и короткие, до колен, панталоны, она была вполне способна явить королевское величие, если сама того желала.
– Мы, Мария, королева Шотландии, объявляем наш приговор мастеру Рэнноку Хэмилтону здесь и сейчас – он будет повешен завтра на площади возле Рыночного креста.
Глава сороковая
К утру я поняла, что не хочу смотреть, как будут вешать Рэннока Хэмилтона. Вчера, в пылу боя, когда он грозился насадить на шпагу моих детей, я бы с радостью убила его своими собственными руками. Но с тех пор мой пыл остыл. Теперь я была в безопасности и мои драгоценные малютки – тоже. Блез Лорентен сознался в убийствах Александра и Ричарда Уэдерела и покушении на жизнь Нико и погиб, получив в лицо пулю из пистолета. Я бы с удовольствием нынче же утром покинула Эдинбург вместе с моими детьми и домочадцами и уехала бы домой, в Грэнмьюар. Нико мог бы остаться при дворе, пока не исполнит до конца свой таинственный обет, а затем последовать за нами.
«– Ринетт, я должен тебе кое-что рассказать.
– Что-то хорошее?
– Нет».
Он сможет рассказать мне это, когда мы все наконец окажемся в Грэнмьюаре. Высоко в Русалочьей башне, когда сквозь ставни в комнату будет задувать морской бриз, когда мы останемся наедине в окружении моих родных древних стен, он сможет рассказать мне все, что бы это ни было, и я все равно буду его любить.
Нет, я не хотела смотреть, как Рэннока Хэмилтона будут вешать, но в любом случае я не могла сейчас покинуть Эдинбург, потому что Дженет и тетушка Мар были еще нездоровы и не могли пуститься в путь. Нико оставался в свите королевы – теперь, после того как он, рискуя жизнью, защитил ее своей шпагой, он был у нее в большой милости, хотя, разумеется, и уступал лорду Дарнли. Я не видела его с той минуты, когда мы все высыпали на Хай-стрит из дома несчастного хирурга, предоставив коронеру разбираться с изуродованным трупом Блеза Лорентена. Рэннока Хэмилтона посадили в тюрьму при Ратуше. Интересно, не поместили ли его случайно в ту же комнату, в которой я провела ночь перед тем, как меня выдали за него замуж?
Дженет сидела на постели и уже достаточно пришла в себя, чтобы критиковать овсяную кашу, сваренную бедной Юной МакЭлпин, которая, по ее словам, была так густа, что больше походила на пудинг. Джилл и Дэйви бегали туда-сюда между Холирудом и домом сэра Уильяма Мэйтленда из Летингтона, принося нам новости о Майри и Китти. Я ничуть не удивилась, когда любимый паж королевы мастер Стэнден передал мне ее повеление явиться к ней после обеда и сопровождать ее к месту казни моего мужа, которая должна была состояться во второй половине дня. По словам мастера Стэндена, королева все еще была в ярости от слов, сказанных о ней Рэнноком Хэмилтоном, когда он вломился в дом хирурга, и была полна решимости предать его смерти.
– Она сказала, – процитировал ее мастер Стэнден, – что коли сэр Джон Гордон и месье де Шастеляр должны были умереть за свои преступления, то она повелевает, чтобы Рэннок Хэмилтон тоже был казнен за злодеяния, которые он совершил.
Стало быть, я была права.
У меня явно не было выбора, и я отослала мастера Стэндена обратно к королеве с уверениями, что я явлюсь к ней, как она того желает. Я помолилась, чтобы у нее не произошла очередная смена настроения и она не впала в истерику, как во время казни сэра Джона Гордона. Слава Богу, что Рэннок Хэмилтон не танцевал с нею и не флиртовал и не крикнет ей перед смертью, что умирает из-за своей любви к ней.
Юна МакЭлпин помогла мне одеться, вновь не избежав едкой критики со стороны Дженет, которую она перенесла стоически. Я не хотела одеваться ни в черное, ни в белое, ибо не желала, чтобы кто-нибудь подумал, будто я скорблю о смерти Рэннока Хэмилтона, но с другой стороны, все мои синие и зеленые одеяния были слишком яркими и легкомысленными, чтобы надевать их на казнь кого бы то ни было. В конце концов мы решили, что я облачусь в жемчужно-серый корсаж с такими же рукавами и юбку темно-красного цвета, почти такого же, как цвет запекшейся крови.