Читающая по цветам

С каждой минутой мое настроение становилось все мрачнее и мрачнее. Пока Юна помогала мне надеть головной убор и покрывало, я продолжала, словно литанию, повторять про себя: «Он женился на мне против моей воли. Он жестоко со мной обращался. В Кинмилле он пытался отравить меня. Он собирался убить меня и Майри и даже Китти, свою собственную дочь, лишь бы помешать Блезу Лорентену добиться своего. Он убил Блеза Лорентена и прикончил бы всех, находившихся в той комнате в доме хирурга, даже саму королеву, если бы не шпага Нико. Он заслуживал смерти, дюжины смертей».

И все же я не хотела смотреть, как он будет умирать.

Королева и ее свита уже сошли вниз и ждали у парадной двери дворца, пока конюхи приведут оседланных лошадей. Мария Стюарт была одета с большой пышностью – на ней было платье из серебряной парчи и украшения из бриллиантов, и, поскольку ни такой наряд, ни такие драгоценности никак не подходили ни к дневному времени суток, ни к такому событию, как казнь, тем самым она явно опровергала слова Рэннока Хэмилтона о ее мужской одежде и о том, что она-де не имеет права повелевать. Так что умрет он не только за убийство Блеза Лорентена, но и за свою невоздержанность в речах.

Что ж, так тому и быть.

– Марианетта! – вскричала королева. – Пойдем! Уже пора.

Они собирались сделать из предстоящей казни развлечение. Лорд Дарнли, конечно же, находился рядом с королевой; сегодня он был бледен и казался раздражительным, и на его лбу красовались два или три гнойника. «Слишком много жирной, пряной пищи и вина, милорд», – подумала я. А еще козни, которые вы строили со своими кабацкими собутыльниками, и страх перед тем, что может рассказать Рэннок Хэмилтон в своем последнем слове, когда будет стоять на приставной лестнице с петлей на шее. Был здесь, разумеется, и Нико, одетый в черный бархатный камзол, с полосатым узором, богато вышитым золотой нитью, и обрамляющим его лицо высоким, узким гофрированным воротником; он был серьезен и молчалив и, хотя и улыбнулся мне, не покинул своего места подле королевы. Давид Риччо как всегда нарядился, как павлин; секретарь королевы сэр Уильям Мэйтленд из Летингтона и англичанин, агент Елизаветы Тюдор, Томас Рэндольф, были облачены более скромно, в коричневое и черное платье. Из дам королеву сопровождали ее единокровная сестра Джин Аргайл, все ее «четыре Марии» – даже только что вышедшая замуж Мэри Ливингстон, выглядящая сонной и счастливой – и леди Маргарет Эрскин. На мгновение ветер поднял ее покрывало и обнажил ее темные, с проседью волосы.

«Головки садовых гвоздик были пестрыми – сердцевина почти черная, а пурпурные зубчатые лепестки окаймлены белым. Несчастье. Злая доля. Зубчатая белая кайма – старость, старуха с сединой в волосах, сединой, которую она прячет под головными уборами, расшитыми золотом и драгоценными камнями».

Я помнила, что когда-то эти мысли уже приходили мне в голову, но не могла вспомнить, когда, где и по какому поводу.

Граф Морэй блистал своим отсутствием. Граф Роутс также не пришел.

Во главе с королевой и лордом Дарнли наша кавалькада проехала по Кэнонгейту и через ворота Недербоу выехала на Хай-стрит. Рыночный крест располагался между Хай-стрит и улицей Лонмаркет напротив здания Ратуши, включая и городскую тюрьму, и церковь Святого Джайлса. Рядом, на площади, была сооружена виселица с двумя прислоненными к ней длинными приставными лестницами. Площадь и прилегающая к ней улица Лонмаркет были запружены народом. Здесь же был поставлен задрапированный черной материей помост для королевы и ее свиты, высотой примерно в пять футов[112]

. Для королевы на помосте было поставлено дорогой работы кресло, покрытое гобеленом с вытканным на нем королевским гербом, за креслом были расставлены табуреты, на которые могли сесть члены свиты, если королева им это позволит. Капризное мартовское солнце решило в этот день сиять почти по-летнему, и над серым городом раскинулось ярко-синее небо.

– Мы готовы, – поднявшись на помост и усевшись, сказала королева. – Начинайте, мастер шериф.

Шериф прошел в тюрьму при городском совете, за ним последовали его заместитель, провост – все еще выглядящий слегка ошалевшим после того, что произошло вчера, – палач с перекинутой через плечо веревкой, протестантский пастор и двое приставов. Спустя минуту они вернулись на площадь, ведя с собою Рэннока Хэмилтона. Руки у моего мужа были связаны за спиной, но в остальном он выглядел так же, как всегда – мрачным, злобным и опасным. Он воззрился на зрителей на помосте и сразу же отыскал взглядом меня; он уставился на меня с такой лютой ненавистью, что мне показалось, будто сам воздух между нами раскалился. У меня засосало под ложечкой, и я поспешно отвела глаза.

– Вот теперь мы и посмотрим, – вполголоса произнесла королева. – Вы по-прежнему полагаете, что я всего лишь шлюха, нарядившаяся в мужское платье, мастер Рэннок? И что я не имею права повелевать? Тогда поглядите на вашу королеву сейчас – ибо это будет последнее, что вы увидите на этом свете.