Однажды поздним февральским вечером я была в опочивальне королевы, насыпая в ее сделанную из серебра и меди грелку горячие угли из камина. Каким-то образом это сделалось моей ежедневной обязанностью, чему я была рада – ибо я радовалась любому теплу; к тому же это каждый день давало мне несколько минут уединения. Я была благодарна Дженет и Уоту за то, что они охраняют меня все то время, когда я свободна от роли фрейлины королевы, но я понимала – для них это так же утомительно, как и для меня. Поэтому я дорожила этой вечерней четвертью часа, когда я, наконец, могла побыть одна.
Конечно, если не считать Сейли. Когда я начала водить грелкой по простыне и пододеяльнику на постели королевы, он вдруг заскулил. Я удивилась. Он редко скулил или лаял – манеры у него были лучше, чем у многих придворных.
– Сейли, – сказала я, – замолчи.
Он опять заскулил, потом один раз гавкнул, засунув нос под кровать королевы. Я подумала, что там притаилась крыса или мышь – и те, и другие во множестве набежали во дворец, спасаясь от зимних холодов.
Подойдя обратно к камину, я поставила грелку на подставку и взяла кочергу, чтобы пошарить под кроватью. Когда я снова повернулась, у кровати стоял поэт Шастеляр, полностью одетый в рейтузы, рубашку и роскошный бархатный камзол, с висящим на поясе кинжалом. Сейли его, разумеется, знал и сейчас был доволен тем, что сумел выгнать его из его укрытия.
– Благословенный святой Ниниан! – воскликнула я. – Вы испугали меня, месье де Шастеляр. Не знаю, что вам здесь нужно, но лучше уходите-ка подобру-поздорову, пока я не позвала стражу. Это все-таки опочивальня королевы.
К моему великому изумлению, он вдруг подошел ко мне вплотную, выхватил из ножен кинжал и приставил клинок к моему боку.
– Я уйду, – проговорил он. – Но вы пойдете со мной. Положите кочергу на пол, мадам, и отзовите своего пса, если не хотите, чтобы я перерезал ему горло.
– Если вы его тронете, я вас убью. – Все происходящее казалось мне настолько невероятным, что я больше испугалась за Сейли, чем за себя. Я положила кочергу на пол. – Что вам от меня нужно? Я думала, вы любите королеву.
Он рассмеялся.
– Она тоже так думает. О, разумеется, в положении любимчика королевы есть свои прелести. Но мой хозяин во Франции торопит меня, так что боюсь, мне пора покинуть королеву Марию и Шотландию вообще. Пойдемте и ведите себя тихо, мадам. Вы и представить себе не можете, как трудно было поймать момент, когда вы останетесь одна.
Он схватил меня за руку выше запястья. Сейли зарычал и попятился, шерсть на его шее и спине встала дыбом.
– Но что вам нужно? Не воображаете же вы, будто сможете меня изнасиловать в самом сердце дворца Холируд, где повсюду расставлена королевская стража.
– Dieu me sauve[63]
, конечно нет. Собственно говоря, мадам, если вы сейчас отведете меня туда, где вы спрятали серебряный ларец Марии де Гиз, я отпущу вас, не причинив вам ни малейшего вреда.– И что же вы собираетесь с ним делать?
– Это мое дело. Пойдемте. И смотрите, идите так, будто пошли со мной по доброй воле, не то я всажу вам этот кинжал между ребер и скроюсь, прежде чем кто-либо поймет, что произошло.
Сделает ли он, как сказал?
– Сейли, беги! – внезапно крикнула я. – Стража, сюда! В спальню королевы!
Как я и рассчитывала, Шастеляр замер на месте. Я вырвала руку и бегом бросилась за Сейли; тот выл во все горло. В опочивальню со шпагами наголо ворвались стражники.
– Он был под кроватью! – вскричала я. – Он собирался надругаться над королевой!
Они грубо схватили Шастеляра, и его кинжал со стуком упал на пол. Мне хватило хладнокровия, чтобы как следует рассмотреть его – ни крыльев на гарде, ни головы сокола с одним недостающим рубиновым глазом, – прежде чем я подхватила Сейли на руки.
– Он был под кроватью, – повторила я. Меня начало трясти. Теперь, когда опасность была позади, я вдруг испугалась больше, чем когда кинжал Шастеляра был приставлен к моему боку. Но одно я помнила твердо – если я скажу страже, что Шастеляр прятался под кроватью, чтобы похитить меня, то тут же сама окажусь под подозрением. Будет лучше, если они станут думать, что предметом его домогательств была королева.
Сам Шастеляр ничего не скажет – в этом я была убеждена.
На следующий день Шастеляра привели к королеве, но говорили они наедине, и никто так и не узнал, что они сказали друг другу. Выйдя от королевы, поэт, никому не сказав ни слова, покинул Холируд. Дворец полнился слухами. Королева пребывала в мрачном настроении; к десяти часам утра она решила поехать в Куинзферри и переплыть на пароме залив Ферт-оф-Форт, чтобы высадиться в графстве Файф. В сопровождающие она взяла Морэя, Мэри Ливингстон, жену Морэя, Эгнес Кит, – и больше никого. А нам, прочим придворным, осталось спешно собирать и паковать ее скарб и одежду и отправляться вслед за ней. Я держалась рядом с Уотом и Дженет, Шастеляра же и след простыл. Если у него есть хоть крупица здравого смысла, он сейчас едет в Англию, а оттуда отплывет во Францию.