Читающая по цветам

– Я видела такие сны, – вымолвила я.

– Это все горячка. Как думаешь, ты сможешь сейчас поесть? Немного мясного бульона или чуток заварного крема?

– Сны, – повторила я. – Мне приснилась ночь… ночь, когда убили Александра. Что-то мне ее напомнило. Я увидела все снова. Как будто все происходило заново. Теперь я многое вспомнила, то, что раньше выпало из моей памяти.

– О Ринетт, мне так жаль!

– А мне нет, и ты не жалей.

Теперь я ясно помнила кинжал убийцы, гарда с выгравированными на ней распростертыми крыльями, рукоять в форме головы сокола с одним недостающим рубиновым глазом. И я помнила звон колоколов – колоколов третьей стражи. Точное время – полночь. Если кто-нибудь сможет доказать, что в этот час в ночь приезда королевы в Эдинбург находился в другом месте, я буду знать, что убийца не он.

– Я поем, – сказала я. – Где сейчас Сейли?

Дженет засмеялась.

– Он у королевы, – ответила она. – Однако ей приходится держать его на поводке, потому что он хочет одного – найти тебя и быть с тобой.

– Приведи его.

– Сейчас приведу и еще принесу тебе приличного вина и заварного крема на закуску.

Она дала мне еще один глоток вина из чашки и убежала; я услышала, как она кого-то зовет в коридоре. Я закрыла глаза и стала думать о приходивших ко мне знатных посетителях. Леди Маргарет Эрскин наверняка хотела узнать, где спрятан серебряный ларец; она уже задавала мне этот вопрос, когда я лежала, больная и слабая после рождения Майри. Граф Морэй приходил с ней. Быть может, он думал, что если преподнесет королеве серебряный ларец Марии де Гиз, это мигом вернет ему ее милость. Шастеляр – да, этому тоже нужен ларец.

Итак, граф Морэй в немилости за то, что заставил королеву казнить сэра Джона Гордона. Отлично. Я использую это против него. Я в присутствии королевы попрошу его показать мне свой кинжал и ответить, где он был в ту минуту, когда убили Александра. Вряд ли он сможет отказаться, потому что если он мне откажет, то на него ляжет подозрение, и он еще глубже погрязнет в трясине королевской немилости.

К моему ужасу, я была теперь такой же тощей, каким был бедный Сейли, когда я спасла его от ведьм. У меня стали видны все кости, кожа сделалась бесцветной, а волосы – сухими и редкими: как рассказала мне Дженет, много их выпало, пока я лежала в горячке. Я старалась есть, сколько могла – наваристые мясные супы с каплунами, кроликов в хлебно-имбирном соусе, цыплят с яичницей и рисом по-ломбардски. Священник освободил меня от рождественского поста, и я пользовалась этим вовсю. Сейли, да благословит его Бог, все это время лежал у меня в ногах, правда, это, конечно, могло объясняться тем, что я непрерывно ела.

Примерно через неделю я почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы вновь присоединиться к фрейлинам королевы. Дженет помогла мне надеть корсаж – я все еще была такой исхудалой, что ей пришлось зашить меня в него. Я нетуго заплела волосы и надела на них красную бархатную шапочку, расшитую гранатами и горным хрусталем, которую одолжила у Мэри Битон. Обычно я не носила красное, но на сей раз понадеялась, что красный цвет освежит мои чересчур бледные щеки.

Мы с Дженет и бегущим за нами по пятам Сейли поднялись по лестнице в личные покои королевы в северо-западной башне. Перед опочивальней находились две смежные с нею маленькие круглые комнаты; из одной из них лился яркий свет и слышались музыка и смех. Я подошла и стала в дверях.

Королева сидела в великолепном резном кресле, на подушках, перебирая струны лютни из розового дерева и слоновой кости. Голова ее была чуть откинута назад, губы полуоткрыты – она целиком отдалась музыке. В свете многочисленных свечей и огня, пылающего в камине, она была прекрасна, как богиня. За ее спиной стояли Мэри Ливингстон и Мэри Битон; справа расположился поэт де Шастеляр, одетый в рубиново-алый дамаст и бархат, – он склонился к ее плечу и пел своим приятным тенором под аккомпанемент ее игры. По ее левую руку стоял Никола де Клерак. Едва я стала в дверном проеме, он поднял взгляд, словно почувствовал, что я здесь.

– Мистрис Ринетт, – проговорил он. Его глаза встретились с моими. «Я очень рад, что вы выздоровели и снова на ногах, – сказали они без слов. – Вы выглядите уже не такой исхудалой. Красный головной убор идет вам». Все это его взгляд сказал мне за несколько мгновений, затем он снова надел маску придворного. – Мадам, мы позовем мистрис Ринетт в свой круг и дадим ей спеть одну из партий?

Я присела в почтительном реверансе. Королева рассмеялась и сказала:

– Входите, Марианетта, входите. Мне рассказали, что вы преданно за мною ухаживали, когда остальные мои дамы слегли, и заразились от меня «новым знакомым». В конце концов вы заболели тяжелее всех нас, и я рада, что вы выздоровели.

Это были самые приветливые слова из всех, какие она сказала мне с тех пор, как вернулась в Шотландию, и я впервые почувствовала на себе ее прославленную притягательную силу.

– Благодарю вас, мадам, – вымолвила я, немного заикаясь, и тут же мысленно отругала себя за то, что так легко поддалась ее обаянию.