Чхандогья упанишада

Трудно сказать что-либо определенное об авторе Ч. В этом отношении она разделяет судьбу многих древнеиндийских литературных памятников. Здесь, впрочем, скорее можно было бы говорить о составителе или о группе авторов, ибо упанишада эта, как мы увидим, в известной мере восходит к отдельным авторитетам, мнения которых она излагает. Авторитеты, названные здесь, несмотря на отсутствие сколько-нибудь надежных свидетельств о них, по-видимому, являются реальными лицами — таковы, например, Правахана Джайвали, Уддалака Аруни, Шветакету и др.[16]

Неопределенность датировки Ч (предположительно VIII–VI вв. до н. э.) делает весьма сложной задачей характеристику социальной и политической обстановки, в которой создавалась настоящая упанишада. Трудность эта еще более усугубляется крайне ненадежным и отрывочным характером имеющихся у нас данных об истории Индии данного периода[17]. С достаточной степенью уверенности мы можем говорить в этой связи лишь о весьма общих процессах — разложении родо-племенных отношений и складывании государственности в районах Северной Индии (например, такие ранние рабовладельческие государства, как Магадха, Косала, Панчала); некоторых сдвигах в социальной структуре индийского общества (усиление сословия воинов-кшатриев

, соперничающих со жречеством); о возможно связанной с этими процессами определенной эволюции в идеологии индуизма (новое в отношении к варнам, к ритуальной практике и т. д.). Более детальное описание этих процессов в связи с интересующим нас памятником представляется довольно ненадежным — при современном состоянии наших знаний более разумно, как нам кажется, начать с выделения и характеристики отдельных свидетельств Ч как возможного материала для характеристики тех или иных сторон социального, политического, культурного окружения, в котором она возникла. Исчерпывающий анализ таких данных — задача ряда самостоятельных исследований, и ниже будут лишь вкратце охарактеризованы наиболее значительные свидетельства Ч, делающие ее важным историко-культурным источником.

Уже из краткого содержания Ч по главам (см. ниже, стр. 38 и сл.) видно, что эта упанишада — прежде всего значительный памятник индуизма. Отличающее ее специфичное сочетание теоретических и практических наставлений в ритуале, традиционно-мифологических сведений, догматических предписаний и т. n. дает нам возможность судить о ряде важных сторон послеведийского этапа в индуизме, о некоторых характерных его тенденциях, существовавших, по-видимому, около середины I тысячелетия до н. э. Мы уже останавливались на отдельных чертах религии ранних

упанишад[18] и здесь лишь вкратце отметим основные особенности мифологии и ритуала, представленных в Ч и определяющих специфику данного этапа в истории индуизма.

Ч во многом отражает традиционную ведийскую мифологию. Читатель встретит здесь имена Индры, Агни, Адитьи, Сомы, Ваю, Варуны, Праджапати, Брихаспати; в тексте упоминаются рудры, маруты, вишведевы

и т. д. (см. соотв. прим.). Использован ряд известных мифов — космогонические (ср. ниже, стр. 21), миф о борьбе богов с асурами (I.2.1–7; ср. Бр, I.3.1-16 и др.), о посмертных путях человека (V.10.1-10; ср. Бр, VI.2.15–16 и др.), легенда о Праджапати — наставнике богов и асуров (VIII.7-12) и т. д. Как правило, мифологические сюжеты не играют здесь самодовлеющей роли и выполняют вспомогательные функции — дидактическую, этиологическую, композиционную. Так, легенда о соперничестве богов и асуров обрамляет наставление о превосходстве жизненного дыхания над другими жизненными силами; Праджапати вводится в повествование как наставник в учении об Атмане и т. д.[19]