Чрезвычайные происшествия на советском флоте

…Сюда я приду на заре,Когда птицы проснутся,Когда за спиною не будетСлучайных зевак,Ладонью, чтоб дрогнувшейПамяти вашей коснуться. —Простите, ребята,Что всё получилось вот так!Простите, братишки…

Простите, что жив я, ребята!Простите врача,Что меня с того света достал.И плачет душа,Хоть ни в чём она не виновата,И падают слёзыНа мёртвый холодный металлВ воде отражаетсяНеба весеннего просинь,

И кажется мне,Что откуда-то из глубиныВдруг тенью мелькнулаМоя «Эс-сто семьдесят восемь»,Смахнув перископомБарашек с бегущей волны.Рассудком своим сознаю,Что всё это — лишь глюкиИ что миновало уже столько зим,

Столько лет,Но так же до боли, до кровиСжимаются рукиИ красит судьба мне остатки волосВ белый цвет…

Глава вторая

СМЕРТНАЯ ПОБУДКА

И живых, и мёртвых, как всегда, объявили «аварийщиками», не разбирая, кто трус, кто разгильдяй, а кто герой. Лишь спустя четверть века удалось узнать имена мучеников долга…

Представляю себе их последний ужин. Точнее последний «вечерний чай», который, согласно расписанию походной жизни, устраивают на всех военных кораблях в 21.00. Второй — жилой — отсек. Битком набитая кают-компания (на гвардейской атомной подводной лодке К-56 в море вышли два экипажа): шутки, подначки, весёлые флотские байки под перезвон чайных ложечек в стаканах и гуденье батарейных вентиляторов. И они пили этот добротно заваренный флотский чаёк, радуясь удачному дню.

Это было 13 июня 1973 года — за три часа до смертной побудки, о которой они ни сном ни духом не ведали.

Казалось всем, что самые опасные, самые напряжённые часы этих последних ходовых суток остались далеко за кормой.

Днём были зачётные стрельбы: К-56 всплыла в одном из полигонов Японского моря, вздыбила ракетные контейнеры, отчего стала походить на чудище с взъерошенным от ярости загривком, развернулась кормой к цели, и ревущие огненные всполохи унеслись к далёким плавучим щитам. Все ракеты попали в мишень. Стреляли совместно с крейсером «Владивосток» и большим ракетным кораблём «Упорный» по наведению авиацией. Оценка — «отлично»! Теперь домой, в базу…

Старшим на борту К-56 шёл заместитель командира дивизии ракетных атомных подводных лодок капитан 1-го ранга Ленислав Филиппович Сучков. Напереживавшись, издёргавшись за страдные сутки, Сучков сразу же после чая прилёг на койку в каюте командира. Его примеру последовали вскоре и остальные офицеры, кроме тех, разумеется, кто стоял на вахте. Как на беду, в ту ночь во втором — жилом аккумуляторном — отсеке народу было вдвое больше, чем положено. На ракетные стрельбы К-56 вышли и офицеры другого экипажа — с К-23, а также заводские специалисты-наладчики из Питера. Тридцать шесть человек устроились на ночь кто где смог — на койках, откидных диванных спинках, в медицинском изоляторе, во всех мыслимых и немыслимых закутках-шхерах, отчего отсек стал напоминать перенаселённый плацкартный вагон. Оба командира — штатного и вывозного экипажей — капитаны 2-го ранга Александр Четырбок и Леонид Хоменко — убивали время до входа в узкость тем, что резались в кают-компании в популярную на флоте игру — «шеш-беш».

В час ночи атомарина огибала мыс Поворотный в заливе Петра Великого. Шли в надводном положении…

Четырбок бросил кости в очередной раз и замер: корпус лодки мелко задрожал — турбины давали реверс, винты отрабатывали полный назад! Не сговариваясь, оба командира метнулись из отсека в центральный пост, а оттуда на мостик.

Поздно…

Час три минуты по полуночи… Страшный удар потряс подводную лодку. Скрежет рвущегося металла. Водопадный рёв воды, хлынувшей в прочный корпус. Уши резал свист сжатого воздуха высокого давления. Погас свет. Вопль закатанного в лоскуты металла и обрывки трубопроводов человека. Кто мог узнать в этом предсмертном крике голос флаг-связиста капитана 3-го ранга Якуса? Его обезображенное тело хоронили потом в закрытом гробу.

Но самым страшным был едкий запах хлора. Солёная морская вода, хлынув в аккумуляторную яму, сразу же вступила в реакцию с серной кислотой электролита. В незатопленный ещё отсек повалили клубы убийственного газа. Индивидуальных дыхательных аппаратов было всего семь — по числу моряков в отсеке по боевому расписанию. Тяжёлый аппарат успел надеть только доктор, но, наглотавшись хлора, не смог открыть баллончик с кислородом.