Что было пороками, стало нравами

Приведенные цифры позволяют проследить некоторые тенденции: устойчива традиция вступления женщин в дебютную связь с мужем, а мужчин — со случайной знакомой; в то же время наблюдается новое явление: женщины расширяют круг партнеров за счет женихов и сожителей, тогда как мужчины сокращают контакты с проститутками. Проституция как социальное явление постепенно шла на спад (см.: Гернет 1927: 88). В самом деле, сопоставление исследований разных лет показало: если до Первой мировой войны и Февральской революции почти 48% молодых горожан начали сексуальную жизнь с проститутками, то в 1914—1917 годах — 32,0%, в 1918—1920 годах — несколько более 16,0%, а в 1921—1923 годах — менее 4%. Причем в дальнейшем их услугами пользовались до революции 51% опрошенных мужчин, а после революции — 8% (см.: Голосенко, Голод 1998: 62). Вполне очевидно, что снижение удельного веса «пользователей» услугами проституток происходило не без воздействия социальных структур и институтов^{13}

. Была создана правовая база — первый Уголовный кодекс РСФСР, в котором появляется ряд нормативов относительно охраны сексуального здоровья, занятия проституцией, принуждения к ней и сводничества. Этот документ с большей ясностью, чем прежде, определил законодательный подход к проституции, признав ее социальным недугом. Акцент в «борьбе» с ней был сделан не на проститутках, а на лицах, вовлекающих женщин в ремесло — посредников, сводников, сутенеров, притоносодержателей (см.: Голосенко, Голод 1998: 79). Косвенно о кризисе «вековечного» института свидетельствует поиск самими потребителями приемлемых, «замещающих институций». Ограничусь одной, сколь многоумной, столь и противоречивой записью, сделанной 22-летним рабочим в вопроснике Гельмана: «<...> половое сближение — естественная потребность; но проявление ее находится в очень трудном положении ввиду наличия моральных препятствий, или, проще, незрелости нашего понятия по отношению к половому вопросу. На этой почве (надеюсь, поймете) в большинстве случаев происходят разные венерические болезни. И если мы считаем половые сношения естественной потребностью, и кроме всего это — закон природы, <...> если для последствий полового совокупления у нас устроены так называемые родильные дома, так почему же не устроить, наоборот, дома совокупления (под этим не нужно понимать “дом терпимости”),положение которого таково: вкратце, желающий удовлетворить свою потребность приходит, записывается, осматривается тщательно врачом и т. д.» (Гельман 1923:116). Скорее всего, молодой человек ратует за легитимизацию «промискуитета», подконтрольного исключительно врачебном)

⁷

надзору.

Вскрытые эмпирические закономерности в той или иной мере были обусловлены экономическими, социальными и нравственными преобразованиями в стране: восстановлением промышленного производства, вовлечением женщин в профессиональную деятельность, провозглашением равных общественных прав независимо от пола, трансформацией семейных моделей. Причем исследователями фактически не ставился вопрос о степени адекватности отражения этих преобразований в сексуальном поведении, поскольку для этого требовался более высокий социологический уровень анализа.

Особый интерес представляют ответы касательно адюльтера (прелюбодеяния) и его моральные оценки. По Голосовкеру, возможность этой практики оправдывали около половины студенток, а реально в параллельных нелегитимных связях состояла каждая третья женщина (см.: Голосовкер 1925: 20). Бараш свидетельствует: 50% из числа опрошенных рабочих-металлистов и машиностроителей имели такого рода отношения (см.: Бараш 1925: 145). Гуревичем была предпринята попытка построения типологии мотивов вовлечения в прелюбодеяние. Для мужчин наиболее значимыми оказались «разлука с женой» (38%), «увлечение» (25%) и «неудовлетворенность семейной жизнью» (14%); для женщин — «разлука с мужем» (38%), «неудовлетворенность семейной жизнью» (21%) и «неудовлетворенность половыми отношениями с супругом» (17%) (см.: Гуревич, Гроссер 1930: 247). Последний мотив занимал существенное место и в ответах респонденток Ласса, а именно: на него указало 66% женщин (см.: Ласс 1928: 147). В прежние годы такого уровня откровения трудно себе даже представить.