Что, если мы останемся

– Он сбежал. Я увидел его лишь годы спустя. Я так долго вынашивал в себе ярость и ненависть в его адрес, но он вернулся, было видно, что он сломлен. Он стал причиной гибели брата. Который хотел защитить его. – Эммет замолчал. – Он, наверное, думал, что должен как-то все исправить. Поэтому предложил моей матери помощь. Но его грязные деньги от торговли наркотиками уже и так натворили дел. Я до сих пор благодарен маме, что она ничего у него не взяла, хоть это нам и помогло бы. Легкий путь… Я обещал папе. В тринадцать лет я начал подрабатывать на заправке, и мы, по крайней мере, ни от кого не зависели. Когда я перешел в хорошую школу, мне назначили первую стипендию. Моя учительница поддерживала меня в том, чтобы подать документы на стипендию в UBC. И у меня получилось. Я всегда знал, что буду учиться в университете, не важно в каком. Даже если мне придется работать на трех работах одновременно. Это я и называю роскошью. У меня очень долгий и насыщенный рабочий день, но мне нравится моя учеба, мне нравится работа и в кафе «У Беверли», и на стройке. Иногда мне даже удается отложить что-то, чтобы Заку и Джейд было полегче. Если я смог, они тоже смогут. – Эммет посмотрел на меня, и взгляд получился очень глубоким. – Больше всего я боюсь, что они выберут легкий путь, как наш дядя. Когда растешь на улице, наркотики и дилеры поджидают тебя на каждом углу. Чертов порочный круг. На дурацкой заправке я зарабатывал в разы меньше, чем мог бы, торгуя наркотиками. И никто не объяснит этим детям с улицы, что, для того чтобы вырваться из этого круга, нужно думать вдолгую. Отец вбил мне это в голову с самого начала. Он не учился и не мог позволить себе жилье в более приличном районе, но он все делал для того, чтобы жить, не нарушая закона. Джейд и Зак не могли это услышать от отца, они услышат это от меня. Снова и снова, до тошноты. Привить им это знание – моя чертова обязанность.

– Ты потрясающий, – прошептала я, но Эммет услышал, и его взгляд смягчился. – Правда, Эммет.

– Целый сериал можно снять.

– Я звоню в Netflix?

Он улыбнулся своей фирменной улыбкой Сорикетти, и это было чудесно.

– Но почему архитектура? Я с ходу могу назвать кучу профессий, овладев которыми ты нашел бы хорошую работу.

– Потому что для меня это не главное.

– А что главное?

– Когда все твое детство проходит на тридцати пяти квадратных метрах, где кроме тебя ютятся еще четверо, волей-неволей начинаешь фантазировать. Я все время представлял себе, как это – жить в большой квартире. Или в доме с садом и террасой. И ты знаешь, навоображать я мог все что угодно. Я мог мысленно нарисовать комнаты, обставить их по своему вкусу. Теперь я ровно этим и занимаюсь, и это так здорово. Даже не знаю, что бы мне могло принести большее удовольствие.

– Класс. – Я с завистью кивнула, понимая, о чем он. – Правда здорово.

– Иметь любимое занятие?

– Ага.

– А у тебя какое?

Я пожала плечами:

– Боюсь, у меня такого нет.

– Брось. – Эммет облокотился на спинку дивана и повернулся ко мне. – У всех есть.

– Тут мне придется тебя разочаровать.

– Это не архитектура?

Я снова пожала плечами.

– Фигурное катание… Я долго занималась. – Молчание. – У меня получалось, и это приносило мне радость. Сейчас я помощник тренера в юниорской группе в моем бывшем клубе. Может, когда-нибудь обзаведусь тренерской лицензией.

– Ну вот видишь. – Эммет улыбнулся. – Есть и у тебя любимое дело.

– Этого недостаточно. В какой-то момент я бросила. Как бросала всегда при первых же трудностях. У меня никогда не получалось выстоять. Может быть, у меня был шанс стать профессиональной спортсменкой, но это было не настолько важно, чтобы я отказалась от всего остального.

– Хм. – Эммет долго смотрел на меня. Так долго, что мне пришлось отвести взгляд. – Я выясню.

– Мой скрытый талант?

– Твой скрытый талант. – Он слегка ухмыльнулся. – Значит, фигурное катание. Удивительно…

– Ты сейчас получишь.

– Я пытаюсь представить. Эмбер Гиллз с аккуратно забранными в пучок волосами, в короткой юбочке, в…

– О’кей, ты сейчас правда получишь.

Эммет засмеялся, и это разрядило обстановку. В порыве благодарности мне захотелось обнять его.

– Фигурное катание – настоящий спорт, – с чувством произнесла я и тут же почувствовала покалывание в груди. Нахлынули воспоминания. Я снова услышала этот снисходительный смех, холодная ярость поднималась внутри каждый раз, когда он походя кивал, а на самом деле не слушал. Сколько же раз я разговаривала об этом с Седриком.

– В спорте высоких достижений есть что-то завораживающее, – произнес Эммет, и его спокойный голос вернул меня к реальности. – Вообще-то, меня любые достижения завораживают. Меня восхищает всякий, кто знает толк в своем деле. Спортсмен, художник или ученый – не важно. Нет ничего более вдохновляющего, чем достичь пределов своих возможностей и выйти за них.

А для меня не было ничего более вдохновляющего, чем слушать, с какой страстью он говорит о творчестве – горящие глаза, жестикуляция, в голосе эйфория. Но я не стала говорить об этом вслух.