Что посмеешь, то и пожнёшь

– Э! Ринго Сталин!..[430] Чего молчишь? Лапшемёт проглотил? И на Сталина, рогожа трёпаная,[431] рассмелился не откликаться? Ну рог зоны! Ну ненаглядный рогозон![432] Повторяю по твоей бессловесной просьбе, даун. Знай, целый обком, наша медвежья берлога, нам с тобой тесна на двоих! По-хорошему заворачивай отсюда свои оглобельки. Не то ёрш твою медь!.. На красоту пожил, пофестивалил в Гнилуше и полный писец! Капитально же ты там замочил рога!.. Скажешь, сам такой. Такой, да не такой! Мои фортели, после которых я слетел с каменского насеста, в дорогом обкоме приняли благосклонно. Повысили. Взяли к себе поближе. Мои штучки – плюнуть можно, да растереть нечего. А вот твои-и… Ну, шевелишь рогами? Доходит?.. Одни эфиопские налоги за приём в партию во что тебе выльются? Мелко не покажется! Вагон твоих штукерий в документиках ждут не дождутся отправки по вер-хам-с… Попадёшь под такие молотки!.. Молебен я кончил. Сдавай рога в каптёрку[433] и умахивай отсюда, пока дышать даю! Ты не забыл, как учил товарищ Суворов, который генералиссимус? Товарищ Суворов, который генералиссимус, учил: «Опасности лучше идти навстречу, чем дожидаться её на месте». Ну, ты глину уже метнул? Так что выходь, хампетентный Леопольдишка. Понимаю, момент переживательный… Не вздумай гнать беса в поле![434]

Пендюрин узнал голос Горбылёва, и в нём всё примёрло.

В Гнилуше Пендюрин был первым секретарём райкома.

А вторым – Горбылёв.

Много кровушки Пендюрин, этот персональный «коричневый карлик»,?[435] попортил Горбылю, пока не выпер из райкома.

И круто затосковал, когда узнал, куда выпер неугодника.

В обком!

Правда, с десятилетней пересадкой в Каменке.

Да не простым инструкторишкой, кем сам был сейчас, а сразу в замзавы!

За долгие годы разлуки Горбылёв уматерел, протёрся в завы крупного отдела, свёл тесную дружбу с мохнатыми комлапами. Совсе-ем не похож на того дурачка со свистком, каким был в Гнилуше.

Дурак со свистком – эту кличку припендюрил Горбуне сам Пендюрин.

Устанавливали у райкома памятник Владимиру Ленину. Если расшифровать пендюринское имя Владлен (Владимир Ленин), так дело отважно наплёскивалось на вопрос. Кому ж тогда именно ставили памятник?

Кому??

Пендюрин сидел на подоконнике второго этажа и из своего кабинета гордо наблюдал в распахнутое окно, как устанавливали именно ему памятник. Так именно он чувствовал себя. Устанавливали не какому-то мифическому Владимиру Ленину, а именно вот ему, живому, конкретному, сидящему на подоконнике и грызущему семечки.

И так понравилась Пендюрину мысль, что это именно ему устанавливают, что он, забывшись, в приветствии кинул руку вперёд, когда Ленин, подхваченный экскаватором, закрутился в воздухе на тросах и на какой-то миг повернулся протянутой пустой рукой к самому Пендюрину.

Пендюрин не мог опуститься до того, чтоб не поздороваться с вождём и в ответ приветственно, широко вскинул руку.

Поздоровался с собой!

И захохотал.

Многие зеваки это увидели и себе засмеялись над выходкой Пендюрина.

Работами руководил Горбылёв.

Во имя подправки репутации Пендюрина он должен бы был посвистеть в свисток – никто не смейся над хозяином района! – а он то ли зазевался, то ли нарочно дал народу просмеяться над Пендюриным, не посвистел, не оборвал недостойный, пошлый смешок, и тогда Пендюрин крикнул из своего высока Горбылёву:

– Что же ты, дурак со свистком, молчишь? Почему не руководишь спецработами как положено?

Дурак со свистком!

Так и приварилась эта кличка к Горбылёву.

Но в следующую минуту с приплодом оказался и сам Пендюрин. Рикошетом ему досталась кличка Дурак Без Свистка.

Так за глаза стали его звать все знакомые с того момента, когда он, сидя на подоконнике и наблюдая за тем, как ведёт установку памятника Горбыль, крикнул ему:

– Становь Ильича протянутой ручкой ко мне!

А сам дополнительно в восторге подумал:

«Славно-то как! Хорошая мысля таки не прибежала опосля. Пришла ко времени. Вот так утром завтра приходишь к себе в кабинет, распахиваешь окно, а к тебе в приветствии дерёт каменную ручку сам Картавенький:

– Здравствуйте, Владлен Карлович!

– Здравствуйте, Владимир Ильич!

Тако славненько перекинешься с утреца сладкими словцами с самим и на весь день заряжен высоковольтной коммунистической энергией».

А наутро подкатывает Пендюрин к райкому на «Волжанке» и на судорожном вздроге видит форменное безобразие. К нему, к подъезжающему Владлену Карловичу Пендюрину, вождь стоит неприличным местом!

«Гм… Мне глубоко кажется, мог бы и повернуться лицом…»

Но все обиды увяли, как только Пендюрин поднялся к себе на второй этаж, враспах толкнул окно и в ответ на вскинутую руку вождя приветно помахал. Здравствуйте, здравствуйте, Владимир Ильич!

Вроде всё стало на свои места. Да не совсем.

Вызвал Пендюрин Горбылёва:

– Слушай! Ты знаешь, какое чэпэ сегодня приключилось? Подъезжаю я к рейхстагу, а твой Ленин торчит ко мне спиной. Как вкопанюк! Мы его приветили на своей земле… А он… Что за дичь? Вот так каждое утро и начинай с того, что смотри ему в тоскливый багажник? Ничего интересного… Не бельведерочка какая…

– А что же ты хочешь?