– Да. Они верят в Отца и Мать, но по-своему – не поклоняются им, как люди. Фейри верят, что Отец и Мать ждут, чтобы забрать их в загробное царство после окончания тринадцатого жизненного цикла. Но бремя выбора не давит на них во время пребывания в этом мире.
– А что случилось с самыми первыми Первородными? Почему они позволили, чтобы их детям поклонялись как богам, если этот мир создали именно они? – спросила я, повернувшись к нему и положив голову на бедро.
Я лежала на спине, глядя на Кэлума; он наклонился ко мне и нежно провел кончиками пальцев по моей щеке.
– Какая ты любопытная, – сказал он. – Я думал, ты уже спишь.
– Когда ты сказал, что расскажешь мне легенду, я не думала, что это будет что-то из запрещенных текстов! Я думала, ты и вправду расскажешь сказку на ночь. Как я могу уснуть, если ты говоришь о сотворении мира?
– Я буду иметь это в виду на будущее. Ведь вместо этой истории я мог бы рассказать тебе какую-нибудь историю о сексе. Вдруг я один из тех, кто читал о союзе Пери и Марата и празднованиях в честь их сына? Мы уже изучили наглядные пособия, и я уверен, что мы могли бы…
Он хмыкнул, когда я подняла голову и снова повернулась лицом к огню, устроившись у него на животе – просто не смогла заставить себя оторваться от него и от тепла его тела, согревающего мое почти замерзшее ухо.
– Беру свои слова назад. Ты скорее жестока, чем любопытна. Любопытная захотела бы воспроизвести эти моменты и выяснить, почему это так приятно.
– Ты не мог бы заткнуться или просто сказать мне, куда делись Первородные? – спросила я, застонав от раздражения его выходками.
– Они исчезли, детка. Никто не знает, куда они ушли и что с ними случилось. Только то, что они покинули этот мир и тех, кто в нем остался. Дети Первородных, известные нам как Древние боги, захватили власть. Они поставили себя на вершину иерархии и вели жизнь упадка и греха, – сказал Кэлум, а я прижималась к нему вопреки здравому смыслу.
Он говорил о городах с позолоченными крышами, о землях, которые боги создали в свою честь, и о храмах, где им поклонялись. Глаза закрылись, и сон наконец поглотил меня, а в голове плыли изображения каменных храмов.
20
Уютно устроившись, я глубже вжалась в окружающее меня тепло, потерлась лицом о его обнаженную кожу – во сне разошлись шнурки рубашки. И в этот момент раздался глубокий стон, сильно напугавший меня, и я, широко распахнув глаза и боясь пошевелиться, лежала совершенно неподвижно, пытаясь понять, что произошло.
Я заснула, положив голову на живот Кэлума, так почему же я прижималась теперь к его груди? Посмотрев на наши тела, я вздрогнула, когда обнаружила, что платье у меня задралось, обнажив голую икру, а нога лежит у Кэлума на талии. Половина моего тела лежала на нем, распластавшись, будто вытягивая тепло из его костей в свои. За спиной у меня тлели угли, спереди согревали его тело и плащ, которым он меня укрыл, поэтому холод ранней зимы, наступившей снаружи, меня не беспокоил.
Но к моему животу прижималось что-то твердое – такого размера, что и представить невозможно. Когда я поняла, что это его эрегированный член, то прикусила нижнюю губу, чтобы подавить пытавшийся вырваться потрясенный вздох. Его пальцы сжались, еще больше задрав подол моего платья, а потом он сжал мне ягодицу. Хватка у него была крепкой, рука – огромной, так что моя ягодица поместилась в ней целиком. Он переместил бедра и крепче прижал меня к своему телу, чтобы вдавить член мне в живот.
Я взглянула на его лицо. Его черты, обычно напряженные, с намеком на жестокость, или игриво высокомерные, во сне расслабились. Когда он бодрствовал, то изображал из себя надменного и жесткого человека. Но сейчас лицо у него выглядело умиротворенным, и потому создавалось иллюзорное впечатление, что он вполне может быть… обычным человеком.
Менее пугающим, менее исключительным.
Я нервно сглотнула, медленно убрала голову с его груди, чтобы увеличить дистанцию между нами. Должно быть, в какой-то момент я перекатилась на него во сне. Могу себе представить, как нагло бы он себя повел, если бы проснулся и обнаружил, что я впилась в него, как пиявка. Я начала медленно стягивать ногу с его талии, чтобы оторвать свое тело, не побеспокоив его.
Кэлум шевельнулся, выкатился из-под меня, и это движение было таким плавным и внезапным, что я пискнула, когда уперлась спиной в камень. Он накрыл меня своим телом, его темные глаза, казалось, танцевали с тенями, когда он внезапно открыл их.
– Куда ты убегаешь, звезда моя? – спросил Кэлум, специально сжимая мою ягодицу рукой, и его губы растянулись в ухмылке, от которой мне захотелось ударить по губам.
– Думала, я не замечу, как твое тело обвивается вокруг моего? Что я не почувствую тебя в глубоком сне?
– Я тебя ненавижу, – пробормотала я, двигая бедрами, чтобы сбросить его руку с себя, и ему все-таки пришлось убрать ее.
Пока я терлась об него, ноги у меня раздвинулись, и Кэлум тут же скользнул бедрами между ними.