Что такое литература?

Реальность, которую показывают читателю без посредника, это уже больше не сам предмет – дерево или пепельница, – а созерцающее предмет сознание; «реальное» – не более чем некое представление, однако представление становится абсолютной реальностью, поскольку нам его предлагают в виде непосредственной данности. Неудобство этого приема в том, что он замуровывает нас в индивидуальной субъективности, и потому ему не хватает вселенной с ее взаимодействием на уровне монад[214], кроме того, и событие, и действие он растворяет в их восприятии. Следовательно, общее свойство факта и поступка в том, что они ускользают от субъективного представления: оно схватывает их результат, а не живое движение. И наконец, нельзя, без известной подтасовки, свести поток сознания к веренице слов, пусть даже и измененных. Если слово дано как посредник, обозначающий трансцендентную реальность, то, по существу, для языка нет ничего лучше: язык тогда заставляет забыть о себе, он перекладывает сознание на объект. Но если слово предлагает себя в виде

психической реальности, если автор, создавая свое произведение, претендует на то, чтобы подарить нам такую двусмысленную реальность, какая была бы знаком по своей объективной природе (иначе говоря, знаком постольку, поскольку она относится к потустороннему), и вещью по своей формальной природе (иначе говоря, в качестве непосредственной физической данности), тогда автора можно упрекнуть в том, что он не высказался со всей определенностью и что ему неведом тот закон риторики, какой можно было бы сформулировать следующим образом: когда речь идет о литературе, то, если используют знаки, следует использовать одни только знаки; а когда реальность

, которую хотят обозначить, это слово, то такую реальность следует передавать читателю другими словами. Вдобавок автора можно упрекнуть еще и в забвении того, что величайшие сокровища жизни души безмолвны. Судьба внутреннего монолога известна: став

риторикой, то есть поэтической передачей внутренней жизни (будь то посредством безмолвия или посредством речи), он стал сегодня просто одним из приемов в ряду других приемов романиста. Слишком идеалистический, чтобы быть истинным, слишком реалистичный, чтобы быть совершенным, он венчает собой субъективистские способы письма; именно в нем и посредством его литература наших дней осознала себя: другими словами, литература сегодня – это преодоление изобразительного приема внутреннего монолога – и в ее движении к объективному, и в ее движении к риторике. Но для этого понадобилось, чтобы исторические условия изменились.

Само собой разумеется, что романист и сегодня продолжает писать в прошедшем времени. И совсем не изменением времени глагола, а только лишь переворотом в приемах повествования добьются возвращения современного читателя к вымышленным историям.

IV

Ситуация писателя в 1947 году