Что-то гадкое в сарае

Лодка, должен заметить, выглядела изумительно во всем великолепии краски и лака начала сезона и влекла на себе огромный и новый подвесной мотор. Вездесущий Водопроводчик Джорджа, также исполняющий обязанности его водолодочника, помог нам спустить ее на воду; новый мотор завелся без хлопот, и мы поплыли прочь, поперек маленьких синих волн, кои танцем своим теребили даже мое черное сердце. Висела легкая дымка — вероятно, мористее она густела, ибо роковым манером поименованная «Ля Корбьер» («Воронья деревня», наш дружелюбный маяк по соседству) каждые три минуты испускала свои долгие надсадные стоны, будто грузная старуха в рассуждении устроиться в креслах поудобнее. Мы не обратили на нее внимания. Во мгновение, почитайте, ока мы покрыли добрую часть мили в открытое море, и Джордж повелел нам блесневать наши лини на скумбрию. Блесневали мы — если мне потребно здесь именно это слово — около получаса, но тщетно.

Над головами нашими летали тупики, бакланы и лутки — они тупили, бакланили и что там делают эти самые лутки, но в данном участке воды не были заинтересованы ни в малейшей мере. Более того, чайки на нем тоже не кормились, а нет чаек — значит, нет и мальков, а уж коли нет мальков, нет и скумбрии.

— Здесь нет скумбрии, Джордж, — сказал я. — Более того, для скумбрии у нас слишком быстрый ход; два-три узла было бы лучше.

— Чепуха, — отвечал он.

Я слепил кусок бутерброда с «мармайтом»[199] и кусок того же с сыром в один комок, насадил на крюк, привесил к линю грузило потяжелее и почти моментально подцепил отличную крупную сайду. Джордж зыркнул на меня. Я отщипнул своей смеси Сэму, и вскоре тот поимел хорошую сайду, как и я.

— Не сбавляйте хода, Джордж, — сказал я, — у нас идеальная скорость для сайды.

— Скумбрия, видать, еще не подошла, — проскрежетал он. — Увалюсь немного, найду, где неспокойнее, — попробуем окуня.

«Ля Корбьер» застонала, глуша более тяжкие стоны Сэма и меня. Ничто нам, само собой, не нравится так, как неспокойное море, но мы предпочитаем с ним сражаться, когда у руля — профессиональный лодочник. Но туда мы и увалились, невзирая, и обнаружили участок этой гадости, по виду своему пригодный к употреблению, хотя располагался он неприятно близко к миниатюрному бритвенно-острому утесу на побережье. Худшее было впереди.

— Степсую мачту, — сказал Джордж, — поставим шматок паруса, потом можно глушить мотор, станет поштилевее.

Мореход из меня никакой, но пропозиция привела меня в ужас. Я посмотрел на Сэма. Сэм посмотрел на меня.

— Джордж, — мягко завел разговор Сэм, — вы уверены, что это разумно? То есть, у нас тут разве не подветренный берег или что-то вроде?

— Чушь, — отвечал тот. — Берег бывает подветренным лишь в том случае, если у нас нажимный ветер. А в настоящий момент ветра нет вообще, но в такое время суток, в теплый день мы вполне можем рассчитывать на чуточку отжимного воздуха. И должен вам напомнить, Сэм, что на борту может быть лишь один шкипер: неподчинение приказам влечет потери экипажа.

— Есть, сэр, — произнес Сэм голосом озадаченного неподчинения.

Я начал припоминать, что уже несколько минут не слышал стонов «Вороньей деревни» — возможно, бриз поднялся и разогнал дымку, — но было уже поздно. Джордж воздвиг небольшую мачту и закрепил ее в этой дарохранительнице, даже наполовину вскарабкался на нее, борясь с легкомысленным треугольным парусом, — и тут на нас обрушился первый порыв зюйд-оста.

И полетели мы вверх тормашками по бимсовым клямсам, и взвыл подвесной мотор, винт коего не мог более грызть воду, ибо не находил таковой, и заболтался на мачте Джордж, а затем и скрылся из глаз за бортом в клубке парусины и такелажа. И ринулись мы к убийственной скале, что возникла прямо у нас по курсу, и тут жуткий скрежет сообщил нам, что у нас больше нет мачты, а суденышко наше налетело на скалу — но не с грохотом, а с таким гаденьким липким чваком. Оттуда, где полагалось быть Джорджу, поднялись пузыри. Схватившись за весло, я изо всех сил старался не подпускать нас ближе к камню; Сэм сграбастал нож для разделки рыбы и принялся рубить и кромсать такелаж, чтобы мы освободились от обломков за бортом. Джорджа мы заметили всего раз — лицом вверх он молотил рукой, — но затем его, похоже зацепило низовое течение, и он исчез под нами. Через минуту появился — футах в двадцати мористее, и одной рукой по-прежнему колотил по воде; мы же снова и снова терлись о скалы. Я упирался веслом в камень. Мотор фыркнул и сдох. Как дурни, стояли мы — ни спасательных жилетов, ни конца, который можно было бы бросить Джорджу. Пока я сражался с веслом, Сэм дополз до крохотного форпика и стал яростно шарить там, среди всего нашего груза ища хоть что-нибудь полезное; и тут вдруг замер на коленях, разглядывая то, что выдернул из Джорджева матросского ранца. То был тугой ком материи, перетянутый линем в четверть дюйма толщиной. Сэм поднял его к носу и брезгливо передернулся.