Марк вручил Гессеху своего коня и отошел в туманную массу, остановившись на бордюре за желобом. Вернувшись и неаккуратно наткнувшись на Гессеха, он обнаружил, что тот вглядывается в белое ничего – так же опасливо и настороженно, как вчера днем в городе, когда им встретился тот, в черном мешке с колокольчиком.
Так и есть – снова веселое серебристое треньканье. Звуки в этом тумане распространялись непонятным образом – колокольчик раздавался сразу со всех сторон. Однако Гессех смотрел в одну определенную точку, вдоль дороги на север.
– Мейхемде, – процедил, наконец, он и увлек Марка в сторону.
– Осторожно, я там...
Возникшее звяканье продолжало распространяться – ниоткуда и сразу со всех сторон. Единственное что было понятно – он приближался; звякало все громче и все отчетливей. Гессех, так же как и вчера, застыв с рукой под плащом, будто в любую секунду готовый выхватить жезл, смотрел в беспросветность тумана.
Он медленно переводил взгляд, следуя некой точке – похоже, тумана для него не существовало, и он видел все так же как ясным днем. Марк следил за направлением взгляда пока не стало понятно, что невидимый прокаженный прошел мимо и отдалился. Когда колокольчик окончательно растворился в тумане, Гессех перевел дух и кивком приказал продолжить дорогу.
Они шли, шли и шли, как вдруг мгла вокруг почернела. Опустился (или, вернее, надвинулся со всех сторон) полный мрак. Стало понятно, что они оказались в тоннеле – цокот копыт, раньше почти неслышный, окреп и посыпался со всех сторон.
Они прошли во мраке сотни полторы шагов, когда произошло непонятное и ужасное.
– Стадхеххе! – раздался со всех сторон злобно-отчаянный крик. – Макхиггет!
Мгла раскололась слепящей молнией. Тяжкий звенящий гром – все такой же, уже хорошо знакомый, – потряс полотно дороги. Марк, ослепший, оглохший, едва не потерявший сознание – удар был поистине адский, – рухнул как подкошенный на колени. Затем согнулся ничком и, поддаваясь какой-то животной панике – как той, которую ощутил тогда в городе, вдохнув тошнотворный запах черного взрыва, – пополз. Затем вскочил и, ничего не соображая, помчался куда-то вперед.
Черная мгла оборвалась, Марк вылетел снова в белую, остановился. В ушах по-прежнему грохотал чудовищный гонг; колени тряслись. Он снова помчался вперед. Бежал непонятно сколько – пока не выдохся. И, наконец, подумал – а куда он бежит? И, что самое главное, – зачем он бежит? Гессех остался там! А с ним – единственный ориентир, который, в данный момент, имеется в этом мире.
А если Гессех погиб? Не успел активировать какую-нибудь свою защиту? И что значит это макхиггет, которое он произносил либо в гневе, либо с презрением?
– Гессех! – заорал Марк в белый туман. – Гессех, я здесь!
Никого, ничего. Безмолвная белая мгла; только сиреневый перламутр под ногами, и вездесущий узор, мерцающий в тумане тускло и мрачно.
Что делать? Идти обратно к тоннелю? Что там происходит – неясно; соваться в это неясно когда и так не видно самого себя? После такого, когда и так еле жив? (Дьявол, откуда такая адская паника?) Нет, только не обратно в тоннель. Вперед по этой волшебной дороге – как хорошо, что она есть, куда-то ведет, в какое-то место... Куда направлялся Гессех.
Марк шел, шел и шел – как вдруг туман кончился. Повторилась картина которая случилась позавчера. Туман оборвался резко, стеной, и снова – река. За рекой туман начинался опять, так же резко как кончался по эту сторону. Наверху то же самое – белая мгла тумана, на небо ничего похожего.
Изящная арка, набранная из квадратов и прямоугольников; ажурный парапет моста. Под мостом вдоль реки – хижины-срубы. Из пробитых отверстий поднимается угольный дым и растворяется сизыми кляксами в белизне. Когда Марк, спускаясь к реке, зашуршал гравием, из хижин стали выглядывать все те же жуткие лица. Взрослые, старые, дети; мужчины и старики – заросшие чудовищными бородами; женщины и дети – закопченные до черноты. Спутанные, никогда не знавшие гребня космы; ужасные рубища.
У крайнего сруба он остановился и беспомощно замер. Долгое время ничего не происходило – люди, со всех сторон, молча смотрели. Затем из сруба вышел старик, приблизился и остановился в пяти шагах.
– Не знаю что и сказать, – Марк только развел руками.
От соседнего сруба отделился такой же грязно-косматый старик и подошел со своей стороны. Жуткие люди выходили из хижин, приближались, останавливались и глазели – взрослые, старые, дети; мужчины и старики, женщины и старухи... Образовался плотный круг; в полнейшем молчании, от которого происходящее казалось все более жутким и нереальным, люди глазели на чужака.
– Можно тут у вас переждать? – наконец выдавил Марк. – Такой адский туман... А потом Гессех меня найдет.
О том, что Гессех может быть мертв, лучше было не думать.
Эйнгхенне
Марк стоял, вцепившись в ремень сумки, и просто ждал чем все закончится. Люди смотрели, не двигались, молчали; время шло, вся сцена стала терять реальность. Он стоял, и не знал что делать.