– Таах-даасейнгет, – отозвался Гессех, протянув руку туда же. – Векхейверт-кхаа ведхетт, – затем указал на вход и скрестил руки перед собой: – Ээресс тахдеххеййет-но.
– Понял, никуда не пойду. Только ты недолго. А то все съем без тебя.
Гессех отвернулся, прошел к двери и скрылся. Марк вернулся в трапезную, и, наслаждаясь уютом, тишиной и покоем, съел ровно половину чудного плода. И опять – странный фрукт оказался настолько полноценной пищей, что Марк почувствовал будто наелся не только за прошедшие сутки, но еще на сутки вперед. При этом еда не оставляла никакого желания расслабиться и «отдохнуть» – наоборот, возник прилив сил и энергии.
– Таахейнгес! – раздался голос.
Он стоял, мерцая в черном проеме дверей своими узорами; шлем (который, как видно, надевался только на улице) был в руках.
– Иди ешь, – Марк тронул поднос.
– Хойстатт, – Гессех провел ладонью в отрицательном жесте. – Дассемме каггдеххде-ххой, Гиттах ломерггест. Ссеэ векхедеххейсетт, – он шагнул в сторону и указал в открытую дверь.
Марк завернул плод в материю и положил в сумку.
– Потом где-нибудь съем. А ты, я вижу, зажрался.
Миновав мрак коридора, они вышли в свет вестибюля и прошли в первую дверь. Очередной коридор закончился очередной дверью, за которой оказалась лестница. Десять ступенек вниз, площадка-поворот налево; еще десять ступенек, еще поворот; еще десять – поворот, еще десять – поворот... Марк давно сбился со счета, а лестница, ввинчиваясь в недра земли квадратной спиралью, продолжала уводить в глубину. (Похоже, наверху как раз башня. Почему, интересно, они не сделают какой-нибудь лифт? По идее, раз плюнуть?)
Наконец Гессех, на какой-то очередной площадке, открыл обозначенную мерцающим контуром дверь. Коридор за дверью отличался от всех предыдущих тем, что в нем была абсолютная темнота – светящийся узор отсутствовал. В неопределенной пустоте они прошли шагов двадцать, затем возникло багрово-золотое сияние. Во мраке обрисовался Гессех, с жезлом в воздетой руке. На жезле горячо и мягко светился давешний шар-многогранник. Гессех произнес энергичную фразу, какими сопровождал действия с жезлом; дальше, шагах еще в десяти, вспыхнул прямоугольник очередной двери. Марк прижмурился – ко всем этим скачкам света и темноты он еще не привык. За дверью виднелся фрагмент круглой колонны – сверкание полировки в таком же багрово-золотом сиянии откуда-то из глубины.
В помещении за дверью кроме самой этой двери не имелось ни одного прямого угла. Это был круглый зал с кольцом колоннады на расстоянии метров шести от стены. Сам зал в поперечнике – метров сорок, в высоту – не определить; колонны уходят во мрак, и что и где подпирают – неясно (и неясно – подпирают ли что-то вообще). Источником света в необычайном зале служил прозрачно-золотистый диск в центре пола. Диск разливал хрустальный багрово-золотой свет, который растекался по гнутым поверхностям миллионами тяжелых искр. Никаких узоров, вообще каких-либо «украшений»; только совершенство простой стереометрии, идеальность отделки, безукоризненность материала; то ли камня, то ли металла, то ли стекла – не определить.
Рядом, в пяти шагах, обнаружился тот белый «маг» (в этом диковинном освещении – розово-золотой). Гиттах (очевидно, его так зовут) обернулся, сверкнув искрами глаз, и указал на хрустальный диск. В руке промерцал жезл – такой как у Гессеха, только длиннее и без гравировки.
– Таахейнгет, – сказал Гессех и также указал на диск.
Марк прошел к диску и стал в середине. Маг поднял свой жезл и произнес длинную фразу. Жезл вспыхнул вязким рубином, разлив по всем этим кривым зеркалам море неторопливых зайчиков. Больше ничего не произошло; маг с Гессехом стояли и молча смотрели.
Цвет огня под ногами начал меняться. Рубин разгорался; загадочный зал озарился золотисто-желтым; диск продолжал менять цвет, следуя спектру. Пройдя всю последовательность, он остановился на глубоко-фиолетовом, выдержал паузу, и зажегся жемчужно-белым, мягким и бархатным.
Гессех с магом переглянулись, озадаченно и озабоченно, обменялись кивками и негромко заговорили. Марк подошел, и, разглядывая удивительный зал, стал ждать пока они закончат свой разговор.
– Таахейнгес, – Гессех, наконец, обернулся и указал на дверь.
– Что-то не так? Надеюсь, я ничего не сломал?
Они вернулись на лестницу. Гессех снова воспламенил свой жезл, дверь за спиной закрылась, они начали долгий подъем назад.
Оказавшись, наконец, в вестибюле, Гессех направился к третьим дверям – которые были от входа справа. Очередной мрак очередного коридора, продолжавшийся на этот раз дольше привычного. Они сделали поворот налево и, наконец, оказались в длинном высоком зале, поделенном вдоль стен невысокими перегородками. Зал освещался витражами под потолком – наподобие тех в вестибюле, только меньше.