Что-то не так (СИ)

Солнце уже поднялось, и лилось теперь прохладно-розовыми лучами по полотну дороги. Узор отсвечивал глубокой синевой неба; перламутровая полировка плит, казалось, впитала небесный сапфир, и переливалась теперь сочно-синими бликами. Склоны холмов кутались в полупрозрачную дымку – подсвеченную изнутри звездочками росы, горевшей в розовом золоте рассветного солнца. Антураж был настолько спокойным, настолько благостным, настолько умиротворяющим, что события вчерашнего вечера и сегодняшней ночи перестали внушать угрозу.

Марк шагал, подталкивая платформу – она держалась дороги сама собой и прощала все погрешности в управлении. Оставалось только толкать ее когда скольжение замедлялось; запас хода после толчка получался немалый, и подталкивать приходилось лишь через тридцать-тридцать пять метров. Полную свободу передвижения платформе, как видно, ограничивал только маршрут дороги. Марк шел и продолжал размышлять-удивляться – каким образом вся эта нереальная технология вязалась с кучей трупов, посредством которой они здесь перевозились.

Эйнгхенне сидела, безучастно уставившись перед собой в точку, куда стремилась перспектива дороги, и даже не оглядывалась по сторонам. Казалось, даже янтарная медь волос потускнела, покрылась какой-то пылью.

Холмы расступились в обширную низменность, ограничив огромным кольцом по всему горизонту. Время шло, солнце поднималось, день разгорался, изумрудная даль долины разогревалась. Дымка с мерцающими звездочками росы испарилась; небо наливалось августовской жарой.

– Тебе не жарко, – отважился, наконец, заговорить Марк, – в этой хламиде? – он осторожно дернул черный мешок.

Эйнгхенне повернула голову и слабо заулыбалась.

– Сейменгме-ле, – сказала она – даже чуть виновато.

Впереди по обочинам вырастал парапет – похоже, очередной мост. Этот мост отличался от всех предыдущих тем, что парапет здесь был квадратно-зубчатый, повторяющий отделку крыш на зданиях. Вдобавок, этот мост, похоже, был пока самый длинный – цепи квадратных зубцов, отражая бесконечным узором солнце, смыкались двумя слепящими спицами в неопределенной дали.

Равнина, по которой катилась дорога, сделала мягкий спуск и закончилась сверкающим зеркалом озера. Дорога стремилась дальше; перенесшись мостом через озеро – километра четыре, – она исчезала разрезая новую гряду холмов, отражавшихся в зеркальной плоскости с другой стороны.

Вдоль искрящейся кромки воды тянулась вереница нарядных кустов – пушистая зелень на ажурных ветках, гроздья цветков, свежеумытых как-то совсем по-весеннему – цвета такой ясности и чистоты какие было совсем непривычно видеть в середине августа. Кристально-лиловые колокольчики, вперемешку с насыщенно-голубыми шариками, в обрамлении жемчужно-оранжевых звезд – они казались бархатными, ласковыми на ощупь.

– Очень красиво и идиллически, – резюмировал Марк, оглядывая роскошный берег. – Самое место передохнуть.

Он обернулся к Эйнгхенне – она заулыбалась.

– Даассангме-ми, – произнесла она слабо. – Энххеммде-но, ми, – улыбка стала чуть виноватой.

– И перекусить не мешает, – Марк подошел к платформе, намереваясь взять девушку на руки и отнести вниз, к воде.

– Не помешает, – повторила Эйнгхенне, потом сделала руками жест будто разламывает лепешку.

– Сейчас я буду тебя угощать. Правда, не совсем уверен, что ты станешь такое есть.

Он взял ее на руки и осторожно понес с дороги.

– Ойссехх, – сказала Эйнгхенне обеспокоенно, оглянувшись на посох.

– Я помню.

Марк спустился к воде и осторожно усадил девушку под кустом. Затем сбегал за посохом и положил у ее ног. Она сразу схватила его, переложила себе на колени, и заулыбалась – снова чуть виновато.

– Вот тебе твой ойссехх, не парься.

Он достал из сумки коренья, полученные позавчера от старика и мальчишки. Эйнгхенне посмотрела на эти морковки и заулыбалась с недоумением.

– Эхентде-ггаа?

– По идее, должно быть съедобно, – Марк протянул ей морковки.

– Ммеэлейммдест, – свободной рукой она взяла морковку и попыталась встать. Встать сил не нашлось; она только беспомощно улыбнулась и указала морковкой на сверкающую гладь воды.

– Я понял...

Он забрал морковки, подошел к воде, присел и погрузил в искристую жидкость кончики пальцев. Вода великолепная – чистейшая и – он зачерпнул пригоршню и осторожно пригубил – отменнейшая на вкус. (И вполне возможно, кстати, что те «низшие» такой воды даже не видели.)

– Ттейхайнгтетт сестленг, – Эйнгхенне кивнула. – Оддетт тейстерда-хеэ.

– Тейстер... Что-то такое я, кажется, уже слышал.

– Тейстер, – снова кивнула Эйнгхенне и обвела над головой круг, указывая то ли на небо, то ли на горизонт, то ли имея в виду вообще все пространство.

Жест дался ей нелегко – рука бессильно упала. Марк тщательно вымыл морковки, вернулся к Эйнгхенне и протянул самую аппетитную (во всяком случае, какая таким образом выглядела).

– Это, я так понимаю, не... Как их там... Эммемест, которыми меня угощал друг Гессех, но...

– Эммемде-ле, – девушка покачала головой. – Тте ссейнгедест. Эхеймемме-ггаа?

– Если это съедобно – ешь, и не болтай.