Читаем Что-то смешное : Серьёзная повесть полностью

Человек в Пало-Альто повесил трубку и принялся шагать из одного конца комнаты в другой, говоря самому себе: «Вдобавок ко всему — еще и это».

Ивен был его другом. Единственным другом. Швейцер принадлежал к тому типу людей, которые не внушают симпатии окружающим. С ним бывало неловко и стесненно.

Сегодня он почувствовал, что должен еще раз поговорить с ней. Прежде чем уехать в Нью-Йорк, он хотел освободиться от всякого чувства вины. Чемоданы его были уложены, он зашел в аптеку на углу перекусить и выпить кофе и решил, что должен позвонить ей. Он услышал в трубке гудки и почувствовал облегчение и благодарность, когда никто не ответил. Он устал.

Вернувшись к себе на квартиру за чемоданами, он заказал по телефону такси, и девушка сказала ему, что шофер подъедет минут через пять-десять.

Потом раздался телефонный звонок — и он выслушал Ивена Назаренуса.

И вот теперь раздался стук в дверь.

— Такси, — сказал шофер.

Он открыл дверь и протянул шоферу доллар.

— Я еще не совсем готов, — сказал он. — Не можете ли вы заехать через полчаса?

— Пожалуйста, — сказал шофер.

Он закрыл дверь и подсел к столу. В ящике он обнаружил забытый блокнот, достал авторучку и начал писать. Когда шофер такси снова постучался в дверь, он открыл ее, и взяв чемоданы, они спустились на улицу.

— На станцию, — сказал он шоферу. А когда они прибыли на станцию, спросил:

— Можете вы отвезти меня в Сан-Франциско?

— Конечно, — сказал шофер. — Но это будет стоить долларов пятнадцать.

— О’кей.

В Сан-Франциско он сдал чемоданы на хранение — в два запирающихся шкафчика по десять центов за каждый и положил ключи в карман. Надо было убить еще час. Он зашел в бар, выпил стаканчик, потом другой, потом еще один. Поезд его был пропущен. Он вышел и сел в такси.

— Гостиница Сент Фрэнсиз, — сказал он.

— Мои чемоданы на станции, — сказал он портье. — Я заберу их завтра.

Он бросил письмо в почтовый ящик, поднялся в свою комнату и упал ничком на кровать.

— Слушай меня, — не отпускал его голос Ивена, — слушай меня внимательно.

И он слушал, все слушал и слушал сквозь пьяный сон.

36 [6]

Пикник близ Скэггс Бридж был лучшим, на котором когда-либо бывал Рэд. Все пошли в реку бродить по воде, плескаться и плавать. Дно реки было песчаное — ровное, гладкое. Перед заходом солнца подъехали Коди и Барт. Они надели плавки и тоже вошли в реку. Когда начало темнеть, все вышли из воды и оделись, развели костер и поджарили хот-доги. Запах горящих листьев, веток и поленьев был очень хорош. Все ели и пили, а затем Ивен, Уоррен, Коди и Барт пели старые песни, пока не стало совсем темно.

Рэд с Флорой стояли у костра, глядя на угасающий огонь.

— Мы собираемся домой в пятницу, — сказал Рэд.

— Да, я знаю, — сказала Флора.

— К Рождеству, я думаю, мы вернемся.

— Вы собираетесь остаться у Дейда?

— Да. Мой отец хочет работать на винограднике со своим братом. У него будет долгий отпуск.

— Как долго?

— До Нового года, — сказал Рэд. — Я тоже приеду.

— Тогда будет все по-другому, — сказала Флора. — Деревья и лозы тогда будут голыми. Будет холодно. Зима.

— Зимой тоже хорошо, — сказал Рэд.

— У нас не бывает снега, — сказала Флора, — но становится ужасно холодно.

Они разговаривали, пока не пришло время садиться в машину Дейда и ехать домой.

— Мы будем сожалеть о вашем отъезде, — сказал Уоррен Уолз.

— Почему бы вам не перебраться жить в Кловис? — спросила Мэй.

— Почему бы нет, Суон? — сказал Ивен.

— Чтобы зарабатывать на жизнь, — сказал Уолз, — нужно по крайней мере тридцать акров, но виноградники сейчас не так дороги, как раньше. Десять акров неплохого участка можно купить, я думаю, тысячи за три наличными. Итак, участок станет тебе тысяч в девять, но, при удачной сделке, ты будешь выплачивать их четыре-пять лет. Это неплохая жизнь.

— Пожалуй, я бы хотел иметь виноградник, если Суон, Рэд и Ева тоже захотят, — сказал Ивен.

— Я не против, — сказала Суон.

Рэд и Ева сказали, что они тоже хотят.

— Дом может оказаться не ахти каким, — сказал Уолз, — но вместо того, чтобы переезжать сразу, вы могли бы пока вернуться — на один или два семестра. Тем временем мы с Дейдом привели бы дом в порядок. Когда все будет готово, вы сможете переехать, а за год-два построите новый дом, настоящее ранчо. У нас просто старый дом, который мы сохранили. Ему сорок лет.

— Неужели так стар? — сказала Суон. — А кажется таким новым и славным.

— Этот дом всегда был хорош, — сказала Мэй. — Только не мы его строили. Мы поселились в нем, когда Фэй еще не родилась. Сначала снимали его, потом купили. Я покажу его вам, когда мы туда доберемся.

— Я могу выяснить, — сказал Уоррен, — что продается в Кловисе, и если захотите, мы съездим и посмотрим пару-тройку мест.

— Сможешь? — сказал Ивен. — Суон, мне нравится эта идея. Ты уверена, что тебе это нравится?

— Я бы хотела жить здесь, — сказала Суон. — В конце концов, ты проработал в университете почти шесть лет.

— Я им сыт по горло, — сказал Ивен. — И хотел бы жить на винограднике.

— Я тоже, — сказала Суон.

— А ты, Ева? — спросил Ивен.

— Да, папа, — ответила Ева. — Особенно, если бы у нас была грядочка арбузов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сароян, Уильям. Рассказы

Неудачник
Неудачник

«Грустное и солнечное» творчество американского писателя Уильяма Сарояна хорошо известно читателям по его знаменитым романам «Человеческая комедия», «Приключения Весли Джексона» и пьесам «В горах мое сердце…» и «Путь вашей жизни». Однако в полной мере самобытный, искрящийся талант писателя раскрылся в его коронном жанре – жанре рассказа. Свой путь в литературе Сароян начал именно как рассказчик и всегда отдавал этому жанру явное предпочтение: «Жизнь неисчерпаема, а для писателя самой неисчерпаемой формой является рассказ».В настоящее издание вошли более сорока ранее не публиковавшихся на русском языке рассказов из сборников «Отважный юноша на летящей трапеции» (1934), «Вдох и выдох» (1936), «48 рассказов Сарояна» (1942), «Весь свят и сами небеса» (1956) и других. И во всех них Сароян пытался воплотить заявленную им самим еще в молодости программу – «понять и показать человека как брата», говорить с людьми и о людях на «всеобщем языке – языке человеческого сердца, который вечен и одинаков для всех на свете», «снабдить пустившееся в странствие человечество хорошо разработанной, надежной картой, показывающей ему путь к самому себе».

Кае Де Клиари , Марк Аврелий Березин , Николай Большаков , Николай Елин , Павел Барсов , Уильям Сароян

Фантастика / Приключения / Проза / Классическая проза / Научная Фантастика / Современная проза / Разное
Студент-богослов
Студент-богослов

«Грустное и солнечное» творчество американского писателя Уильяма Сарояна хорошо известно читателям по его знаменитым романам «Человеческая комедия», «Приключения Весли Джексона» и пьесам «В горах мое сердце…» и «Путь вашей жизни». Однако в полной мере самобытный, искрящийся талант писателя раскрылся в его коронном жанре – жанре рассказа. Свой путь в литературе Сароян начал именно как рассказчик и всегда отдавал этому жанру явное предпочтение: «Жизнь неисчерпаема, а для писателя самой неисчерпаемой формой является рассказ».В настоящее издание вошли более сорока ранее не публиковавшихся на русском языке рассказов из сборников «Отважный юноша на летящей трапеции» (1934), «Вдох и выдох» (1936), «48 рассказов Сарояна» (1942), «Весь свят и сами небеса» (1956) и других. И во всех них Сароян пытался воплотить заявленную им самим еще в молодости программу – «понять и показать человека как брата», говорить с людьми и о людях на «всеобщем языке – языке человеческого сердца, который вечен и одинаков для всех на свете», «снабдить пустившееся в странствие человечество хорошо разработанной, надежной картой, показывающей ему путь к самому себе».

Уильям Сароян

Проза / Классическая проза
Семьдесят тысяч ассирийцев
Семьдесят тысяч ассирийцев

«Грустное и солнечное» творчество американского писателя Уильяма Сарояна хорошо известно читателям по его знаменитым романам «Человеческая комедия», «Приключения Весли Джексона» и пьесам «В горах мое сердце…» и «Путь вашей жизни». Однако в полной мере самобытный, искрящийся талант писателя раскрылся в его коронном жанре – жанре рассказа. Свой путь в литературе Сароян начал именно как рассказчик и всегда отдавал этому жанру явное предпочтение: «Жизнь неисчерпаема, а для писателя самой неисчерпаемой формой является рассказ».В настоящее издание вошли более сорока ранее не публиковавшихся на русском языке рассказов из сборников «Отважный юноша на летящей трапеции» (1934), «Вдох и выдох» (1936), «48 рассказов Сарояна» (1942), «Весь свят и сами небеса» (1956) и других. И во всех них Сароян пытался воплотить заявленную им самим еще в молодости программу – «понять и показать человека как брата», говорить с людьми и о людях на «всеобщем языке – языке человеческого сердца, который вечен и одинаков для всех на свете», «снабдить пустившееся в странствие человечество хорошо разработанной, надежной картой, показывающей ему путь к самому себе».

Уильям Сароян

Проза / Классическая проза
Молитва
Молитва

«Грустное и солнечное» творчество американского писателя Уильяма Сарояна хорошо известно читателям по его знаменитым романам «Человеческая комедия», «Приключения Весли Джексона» и пьесам «В горах мое сердце…» и «Путь вашей жизни». Однако в полной мере самобытный, искрящийся талант писателя раскрылся в его коронном жанре – жанре рассказа. Свой путь в литературе Сароян начал именно как рассказчик и всегда отдавал этому жанру явное предпочтение: «Жизнь неисчерпаема, а для писателя самой неисчерпаемой формой является рассказ».В настоящее издание вошли более сорока ранее не публиковавшихся на русском языке рассказов из сборников «Отважный юноша на летящей трапеции» (1934), «Вдох и выдох» (1936), «48 рассказов Сарояна» (1942), «Весь свят и сами небеса» (1956) и других. И во всех них Сароян пытался воплотить заявленную им самим еще в молодости программу – «понять и показать человека как брата», говорить с людьми и о людях на «всеобщем языке – языке человеческого сердца, который вечен и одинаков для всех на свете», «снабдить пустившееся в странствие человечество хорошо разработанной, надежной картой, показывающей ему путь к самому себе».

Уильям Сароян

Проза / Классическая проза

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза / Проза
Вдребезги
Вдребезги

Первая часть дилогии «Вдребезги» Макса Фалька.От матери Майклу досталось мятежное ирландское сердце, от отца – немецкая педантичность. Ему всего двадцать, и у него есть мечта: вырваться из своей нищей жизни, чтобы стать каскадером. Но пока он вынужден работать в отцовской автомастерской, чтобы накопить денег.Случайное знакомство с Джеймсом позволяет Майклу наяву увидеть тот мир, в который он стремится, – мир роскоши и богатства. Джеймс обладает всем тем, чего лишен Майкл: он красив, богат, эрудирован, учится в престижном колледже.Начав знакомство с драки из-за девушки, они становятся приятелями. Общение перерастает в дружбу.Но дорога к мечте непредсказуема: смогут ли они избежать катастрофы?«Остро, как стекло. Натянуто, как струна. Эмоциональная история о безумной любви, которую вы не сможете забыть никогда!» – Полина, @polinaplutakhina

Максим Фальк

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее