- А что на Тверской? Я там почти ничего не видел.
- Тюрьма. И не только.
Тень великой Германии... А разве Германия была великой только при Гитлере? Как будто в ней ни до ни после него люди не жили, он пришел в толпу варваров и стал их жизни учить! Ершик огляделся по сторонам, то, что он увидел, как раз и напоминало толпу варваров. Очень упорядоченную, построенную в колонну по два. Эта армия была готова отразить любое нападение извне, хорошо, что им пока хватало своих трех станций, и коричневая чума не расползалась по метрополитену. Трудно сделать это, находясь между Ганзой, Арбатской Конфедерацией и «красной» линией, слишком сильные противники были бы у Рейха. Но, если кто-то решится заключить с ними союз, разрушительная сила вырвется наружу, и вернуть ее обратно будет уже невозможно. Надежда Семеновна советовала ему поспешить убраться отсюда, он не хотел уходить, не взглянув хоть издали на тот самый «Майн кампф», про который услышал на Красносельской, но книги здесь не было, только надписи и одна повторяющаяся картинка. Изображение странной трехконечной свастики просто резало глаз, она была отвратительной и негармоничной, потерялся первоначальный ее смысл. Ершик вспомнил, как отец Александр после упоминания о фашистах, рассказал, что они перевернули наоборот древний символ, он означал просто солнце или колесо, у язычников он служил оберегом, пока крест его не сменил. И рука вдруг сама нацарапала гильзой на колонне правильную свастику в движении слева направо... Он пытался заслонить плечом свое «произведение искусства», но оно не осталось незамеченным.
- Ты куда шел-то, парень?
- На Баррикадную.
- Нет, тебе прямая дорога на Чеховскую. К господину коменданту.
От посещения этой станции Ершик хотел бы отказаться, да не мог, крепкая рука тащила его по лестнице.
- Что у тебя там в сумке? Мелкий, а тяжелый какой! Оружие, что ли?
- Нет у меня оружия. – И сейчас он уже жалел об этом, но без умения им пользоваться, оно не поможет. Все-таки, чтение – дело хорошее, но здоровый дух должен обитать в здоровом теле. Если выберется из этого приключения живым, надо бы попросить Сан Саныча научить обращаться с оружием, когда-нибудь придется начинать. И лучше было сделать это рано, чем, как уже предполагал Ершик, поздно. Зато увидел, наконец, и «Майн кампф». Книга как книга. Обложка, страницы… Автор ведь о чем-то думал, когда написал ее, может быть, даже о чем-то хорошем, но не для всех, эта книга ушла в прошлое вместе с ним, была уже не нужна, заняла свое место в истории. Здесь она охранялась, как драгоценность, те, кто нес службу на посту около нее, считали большой честью стоять рядом со священным предметом и портретом Гитлера. Свято место пусто не бывает, сказал как-то по другому случаю отец Александр, человеку надо во что-то верить. Теперь Ершик накопил уйму вопросов к батюшке, хотелось обсудить с ним новые наблюдения и новых знакомых. Если он вернется на Проспект Мира... Вряд ли это скоро произойдет.
- Господин комендант обедает. В чем дело? – Глядя на помощника, можно было подумать, что это сам комендант собственной персоной, столько высокомерия было во всей его фигуре.
- Вот этот пришелец на стенах рисует. На Пушкинской.
- Разберемся. Свободен.
Последнее слово относилось не к Ершику, его сопроводили в конец платформы и временно сдали под охрану караульным в переходе у самых гермоворот. Даже здесь стены были исписаны незнакомыми буквами, жаль, что некому было перевести эти длинные угловатые закорюки на человеческий язык. У них на Рижской лозунги на стенах не рисовали, только местные хулиганы - похабщину, которую потом с трудом оттирали тряпкой. Ершику приходилось вытирать... И разрисовывать ночью на колонне карандашом крупными буквами: «Ритка – дура».
От шума на станции начала болеть голова, сквозь российский мат караульных немецкие фразы звучали непривычно резко, а произнесенные несколькими людьми одновременно производили странный эффект: хотелось зажать уши или, наоборот, повторять вместе с ними... Стоило Ершику сделать хоть шаг в сторону, в его сторону разворачивалось дуло автомата. Вот и четвертый Рейх полностью осмотрел, а надо ему это? Вернулся помощник коменданта.
- Что ты там на стенке нарисовал?
- Свастику.
Брови офицера уползли под перекрашенную милицейскую фуражку с гербом: неестественно приплюснутая птица с крыльями, как у самолета.
- Какую свастику?
- Нормальную.
Задачу офицеру задали не из самых простых, он решил разобраться во всем сам.
- Сейчас покажешь мне ее на Пушкинской.
Они уже начали спускаться по ступеням, когда сквозь шум станции и резкие выкрики пробился новый звук: удары приклада о толстый металл гермозатвора.
- Опять он сюда припёрся... Откройте!
Стальная плита со скрежетом поехала в сторону, в проеме появился человек с автоматической винтовкой на плече. Вроде, обычное дело, что же не так? Ершик посмотрел на наручные часы офицера: 15:37.
12. Очень странный сталкер