Чтоб никогда не наступала полночь

Как оказалось, графиня взяла Анну к себе по просьбе Летиции Ноллис, вдовой графини Лестер, в прошлом году вышедшей замуж в третий раз, за сэра Кристофера Бланта. В ответ на расспросы ее новый муж подтвердил, что с его супругой, лишившейся благоволения Елизаветы, увидеться нелегко: выпав из фавора, она с позором удалилась в свое стаффордширское имение. Сам Блант об Анне Монтроз даже не слышал.

С досады Девен заскрипел зубами, но тут же велел себе успокоиться. Разве он ожидал, что ответ сам собой придет в руки? Нет. Значит, нужно действовать дальше.

Поскольку Рэнвелл служил Девену вовсе не так усердно, да и не так давно, как Колси, доверять новому слуге в этом деле не следовало. Таким образом, Колси отправился на север, с письмом к графине, а Девен принялся строить планы визита к доктору Ди.

Халцедоновый Чертог, Лондон,

18 апреля 1590 г.

Собственные слова Луны, точно в насмешку, преследовали ее, пока ей не начало чудиться, будто отзвуки их неумолчно витают среди суровых дворцовых стен. «Тем дивным, кто не способен извлечь выгоды из верного служения Халцедоновому Трону, при вашем дворе не место».

Да, это было сущей правдой, но вовсе не всей. Луне ни на минуту не верилось, будто Инвидиану разгневала ложь, подсунутая ею мадам Маллин – нет, это был лишь предлог. На самом деле королева приняла решение еще до аудиенции, еще до того, как Луна отправилась в Тауэр. Могло ли хоть что-то его изменить?

С тех самых пор, как Луна отправилась на дно моря, фортуна повернулась к ней спиной. Поручение найти подходы к Уолсингему несколько улучшило положение, но лишь на время. Что хорошего оно принесло ей в итоге?

Только жизнь среди смертных. Только тот краденый год, что она провела, порхая близ человеческого двора, точно мотылек у огонька свечи. Год ложной жизни, что куда предпочтительней истинной, наступившей сейчас…

Живя изгнанницей в собственном доме, прячась во мраке, старательно избегая тех, кто готов был причинить ей зло ради политических выгод либо просто из удовольствия, Луна до жгучей, непреходящей боли тосковала по жизни в образе Анны. Как ни пыталась она совладать с мыслями, сколько ни призывала разум к порядку, на ум сами собой приходили иные места, иной народ… и, конечно, иная королева.

Да, у Елизаветы тоже случались припадки ревности и гнева, Елизавета тоже бросала своих дам и придворных в Тауэр за самые разные провинности. Но сколько бы ее крики и угрозы отправить на плаху всех, кто ее рассердил, ни гремели под сводами королевских покоев, она редко казнила подданных за что-либо, кроме истинной, неоспоримой измены.

И люди, невзирая на ее гневливость, слетались ко двору, словно пчелы на мед.

Разумеется, ко двору ехали ради денег, ради престижа, ради связей и выгодных браков, ради отблесков величия Елизаветы. Однако дело было не только в этом. Как она ни стара, как ни капризна, как ни своенравна, люди любили свою Глориану. Она очаровывала их, льстила им, завоевывала их сердца, привязывала к себе не страхом, а личным обаянием.

Интересно, каково это – любить свою королеву? Радоваться ее обществу не только из-за возможных выгод, не тревожиться о западнях на каждом шагу?

Чувствуя на себе множество взглядов, Луна расхаживала по дворцу и нигде не задерживалась подолгу. Рыжеволосая дивная в роскошном черном платье, украшенном самоцветами (наглядное свидетельство быстрого взлета при дворе) смерила ее колючим, расчетливым взглядом. Пара боглов, зловеще ухмыляясь, следовали за Луной по пятам, пока она, дабы избавиться от них, не шмыгнула в тесный коридор, известный лишь единицам, и не выбралась с другой стороны, вся перепачканная.

Останавливаться было нельзя. Стоит задержаться на месте, и ее отыщет Видар. Или Альгреста Нельт.

Без бренного хлеба смертных выйти в город было невозможно. Однако, услышав знакомую тяжкую поступь, Луна без размышлений пустилась бежать. Ближайший путь к спасению, ближайший выход из Халцедонового Чертога вел в колодец на Треднидл-стрит.

На сей раз удача решила явить ей свою благосклонность: ни сном ни духом не ведая, который час в мире смертных, Луна оказалась наверху посреди глухой ночи. Не тратя времени на чары, она скользнула во тьму узкого переулка, замерла, выждала время и убедилась, что великанша не последовала за ней.

Однако и здесь оставаться было опасно. Один из ближайших к нерушимым законам заветов Халцедонового Двора запрещал привлекать к себе внимание смертных. Ночь позволяла передвигаться свободней, чем днем, но без жертвенного хлеба или молока ей оставалось лишь прятаться по углам, подобно проказливым гоблинам.

Прятаться… или бежать.

Подобно игле компаса, стремящейся к полярной звезде, взгляд Луны безошибочно устремился вдоль Треднидл-стрит, точно она могла разглядеть сквозь стены домов арку ворот Бишопсгейт и дорогу, ведущую за пределы Лондона.

Инвидиане хотелось, чтобы она осталась при дворе и страдала. Но должна ли она подчиниться?